– А как же ты, мамочка? Я должна позаботиться о тебе.
Мать Силки пытается высвободиться из объятий дочери:
– Взгляни на меня, взгляни. Я больна, я умираю. Тебе не под силу это остановить.
Силка гладит лицо матери, целует ее бритую голову. Их слезы мешаются и падают на постель.
– А папа? Мамочка, он был с тобой?
– О-о, милая моя, нас разлучили. Он был в плохом состоянии…
Силку захлестывает огромная волна печали и безысходности.
– Нет, нет, мамочка!
– Полежи здесь со мной, – ласково говорит ее мать, – а утром поцелуешь меня на прощание. Я буду смотреть на тебя с небес.
– Не могу. Я не могу тебя отпустить, – рыдает Силка.
– Ты должна, не ты это решаешь.
– Обними меня. Обними меня, мамочка.
Мать Силки крепко прижимает к себе дочь. Двое становятся одним целым.
– Однажды, если Хашем пожелает, – гладя лицо Силки, говорит мать, – ты узнаешь любовь к ребенку. Узнаешь, что я чувствую к тебе.
Силка зарывается лицом в шею матери:
– Я люблю тебя, мамочка!
* * *
Солнце только что встало, когда Силку с матерью и всех обитателей барака 25 будят крики эсэсовцев и собачий лай.
– Выходите, выходите, все выходите!
Силка, наклонив голову к плечу матери, вместе с ней медленно выходит из каморки. Они идут вслед за женщинами к ожидающим грузовикам.
На тех, кто мешкает или не желает сделать последние несколько шагов к грузовикам, нацелены стеки офицеров. Силка останавливается. Стоящий поблизости конвойный нацеливает стек на ее мать.
– Не смей! – шипит Силка.
Стек опускается, и мать Силки делает несколько последних шагов. Силка крепко держит мать за руку:
– Мама, нет, не садись в грузовик!
Конвойные смотрят, как мать Силки высвобождается из объятий дочери, целует ее в обе щеки, в губы и гладит по волосам. В последний раз. Потом женщина хватается за руки, протянутые из грузовика, чтобы затащить ее. Силка все еще ощущает на лице губы матери. Грузовик отъезжает, а она опускается на землю. Конвойный протягивает Силке руку, но она отмахивается от него. Грузовик уже далеко.
Глава 13
– Ты – как тебя там?
Приклеив на лицо улыбку, Силка поворачивается на голос. Она не станет отвечать, пусть медсестра помучается.
– Иди сюда.
Силка подходит к койке, у которой стоит медсестра. Все койки заняты. Если и есть такой день, когда Силка может быть полезной, то это сегодня. Силка улыбается молодой матери с ребенком на руках, которому лишь несколько часов от роду.
– Нам нужна эта койка, и никто не отвел ее в соседний барак. Ты должна отвести их туда.
– Пойду возьму ватник, – отвечает Силка.
Сейчас весна, но на дворе мороз.
– На это нет времени, просто уведи их отсюда.
– Но где…
Новоиспеченная мать дергает Силку за юбку:
– Все нормально, я знаю, куда идти. Я бывала там раньше.
Она уже одета, ее ребенок завернут в одеяло. Силка помогает ей надеть ватник и засовывает под него ребенка. Женщина ищет глазами медсестру, но ее нигде не видно. Схватив со своей койки одеяло, она делает знак Силке закутаться в него. И Силка заворачивается в одеяло, а женщина идет к задней двери.
Строение, к которому они направляются, находится всего в пятидесяти-шестидесяти метрах. Сапоги женщин скрипят по заиндевевшей траве. Из-за закрытой двери до них доносится детский плач, лепет и крики. Войдя внутрь, Силка видит какой-то хаос. К стене тесно придвинуты несколько детских кроваток, повсюду разбросаны маленькие матрасы, скорее напоминающие коврики. Три женщины приставлены примерно к двадцати младенцам и детям, начинающим ходить.
– Нам нужно отметиться здесь, а потом пройти через ту дверь в спальню, где я буду спать, – говорит молодая мать.
– А у нас снова полный дом, – подходя к ним, говорит одна из нянечек. – Ну, здравствуй, Анна Анатольевна. Вернулась.
– Я скучала по вашему милому личику – вот что я скажу. Ну а вы, Ирина Игоревна, по-прежнему завтракаете маленькими детками?
– Ой, Аня, конечно, но почему ты снова здесь?
Силка замечает этот переход на уменьшительные имена, понимая, что женщины хорошо знают друг друга.
– Меня заприметил один из этих мерзких скотов, и вот видите, у меня родился еще один ребенок. За этим будете хорошенько ухаживать, иначе позову его папашу-скота разбираться с вами.
– Угу, уже слышали это раньше. Кто у тебя на этот раз?
– Еще одна девчонка. Очередная жертва за общее дело.
– А ты придумала ей имя?
– С предыдущей вы хорошо потрудились, так что сами придумайте имя. Пусть оно будет сильным. Ей понадобится быть сильной, чтобы выжить в этом доме ужасов.
Оглядываясь по сторонам, Силка пытается вникнуть в суть происходящего. Две нянечки стоят, усадив младенцев на бедро и укачивая их. Похоже, они не замечают детского плача и того, что дети постарше дерутся из-за потрепанного одеяла. У некоторых детей нет подгузников, и в комнате чувствуется запах мочи и фекалий.
Новоиспеченная мать пытается передать новорожденную нянечкам.
– Пока сама позаботься о ней, – говорит Ирина Игоревна. – Она тебя не укусит, а может быть, и укусит, когда поймет, какая у нее мать. – Она поворачивается к Силке и спрашивает: – Кто ты?
– Я одна из медсестер. Меня попросили привести сюда мамочку с ребенком.
– Тогда ладно. Эта мамочка знает, что делать. Можешь идти к себе.
Силка не может просто так уйти.
– Простите, – говорит она. – Сколько у вас здесь детей?
– Наш предел – двадцать, в соседней палате для матерей всего двадцать коек.
– Сколько времени у вас остаются дети? Некоторые уже не груднички.
– Новенькая, а? Ну, принцесса, вот как все устроено. Когда Аня родит еще одного внебрачного ребенка, ее оставят здесь до тех пор, пока ребенку не исполнится двух лет, потом отправят в общий барак, где ее снова обрюхатят, и все начинается сначала.
– Значит, ей не нужно работать? Просто жить здесь и ухаживать за ребенком?
– Ты видишь здесь других матерей? Видишь? Нет. Аня будет жить в соседнем помещении и сама ухаживать за своим ребенком четыре недели, потом каждое утро будет приносить его сюда и уходить на работу, как все прочие.
