В машине, огромном кремово-белом внедорожнике, Елизавета села сзади, Катя тоже. Степе пришлось садиться вперед.
– Против чего точно митинг?
Степа, пока Катя не добавила «мам…», сначала и не понял, кто из двух женщин говорит, до того у них были схожи голоса. Он обернулся. Как же они, оказывается, вообще похожи, когда сидят рядом… И в то же время – разные. Подошел бы он сам к Елизавете? Нет, конечно, и не только из-за возраста, хотя если бы ему еще два дня назад сказали, что с ним такое произойдет, он бы не поверил. Если то, что было на свадьбе, на самом деле было. По поведению Елизаветы этого никак не скажешь…
– Вадик что-то успел снести, то, что не надо было, – стала объяснять Елизавета. – Людей в спешном порядке выселили, и квартиры, главное, им всем дали, на улице же не оставили. Но беда в том, что дома те не аварийные были, и один дом – на самом деле исторический, часть сохранилась от начала восемнадцатого века, город же у нас древний, но для жилого дома это просто нереально – то, что он сохранился. А его взяли и снесли. Как Вадик это провернул, не понимаю. Что-то намутил. Договорился как-то с мэром. Но, думаю, это лишь повод. Людей на улицу из-за сноса одного дома, даже очень старого, не вывести.
– Знаешь, сколько средняя зарплата по твоей области, мам? И по городу?
– Это имеет какое-то отношение к экологии, Катя? – улыбнулась Елизавета. – Ты же вроде хотела в эту сторону смотреть, нет? Я отстала от жизни? А вообще, ты хорошо подготовилась.
– Да нет, я только мельком взглянула и ужаснулась. У тебя, конечно, не самая нищая область, но… Есть несколько богатейших семей, которые подмяли под себя всё.
– Как, собственно, и во всей стране, Кать. У нас средних почти нет, мало. Вон таунхаусы и двенадцатиэтажки понастроили на окраине, а покупать некому. Просят теперь, чтобы город выкупил. А у города и денег нет.
– Всё украли, да, мам?
– Да. Так, Вова, – Елизавета сказала шоферу, – притормози-ка здесь, к самой церкви не подъезжай.
Машина Елизаветы остановилась, за ней – вторая, с охраной. У ограды церкви сидело несколько нищих, рядом стоял мужчина средних лет, ничем особенно не примечательной внешности, то ли ругал их, то ли что-то втолковывал. Потом он неожиданно резко схватил табличку, стоявшую у ног одной женщины, потряс ею и выкинул ее за спину.
– Я сказал – такого больше не писать! В другое место тогда садитесь! В центре полно мест, поменяйтесь! Если не знаете, что писать, спросите! – В утренней тишине улицы его слова были слышны очень четко.
– Хорошо знаю этого человека, – негромко проговорила Елизавета.
Она со Степой и Катей подошла ближе, двое охранников следовали сзади. Из черной машины, припаркованной рядом с церковью, тут же выскочили два парня, но, узнав губернаторшу, приостановились, близко подходить не стали.
– У него с Вадиком какие-то общие дела, – объяснила Елизавета, хмурясь. – Может быть, и нищенство, я просто за всем уследить не могла. Олег Кузьмин, здравствуй! – окликнула Елизавета по имени-фамилии мужчину.
Тот резко дернулся. Увидев Елизавету, мгновенно изменился в лице:
– Елизавета Сергеевна, утро доброе! Что же вы так рано… Вот, тут… – Он замялся и резко повернулся к охранникам, жестами отогнал их, чтобы они отошли подальше.
Елизавета подняла с тротуара табличку. «Беженцы из Донецка… голодаем…»
– А что тебе в этих словах не понравилось?
– Так я…
– Говори-говори, я всё слышала. Ты же даже и не скрывался. Вы совсем, что ли, страх потеряли? Средь бела дня…
– Так никого ж нет… – пробормотал Олег Кузьмин. Неровное одутловатое лицо мужчины покраснело.
– А тут я возьми и явись, да? – засмеялась Елизавета. – Люблю наших людей! Удивительное простодушие и наглость! Так что тут неверно? – Она показала ему картонную табличку, на которой аккуратными, но корявыми буквами был выведен текст. – Я не уйду, пока не скажешь. Я же не спрашиваю сейчас, кто деньги от нищенской мафии получает, я интересуюсь, какой сценарий не подошел, что неправильно написано. У меня чисто гуманитарный интерес.
Женщины-«нищенки» тем временем собрали вещи, тихо переговариваясь, и быстро-быстро исчезли, как будто их и не было.
– Политики не надо, – проговорил Олег.
– Кто сценарии пишет?
– Что? Елизавета Сергеевна… Так я просто… Сидят… Дело благое…
– Ваньку не валяй, Олег. Говори здесь, чтобы я не вызвала в другое место тебя вместе с хозяином.
– Хозяина не вызовете, – неожиданно усмехнулся Олег. – Хозяина вам на разговор не отпустят, ему еще семь лет сидеть. Разве что сами к нему поедете.
Елизавета молча подняла брови, долгим взглядом посмотрела на него, но больше ничего не сказала.
– Я тут случайно, – добавил Олег, приободренный ее молчанием. – Меня попросили.
– Кто сценарии пишет?
– Не знаю. Не я. Никто не пишет. Я вот контролирую, чтобы всё в общем русле было, без экстремизма и политики. Милостыня – дело хорошее для людей. – Олег уже пришел в себя, стал говорить более уверенно и спокойно. – Елизавета Сергеевна! Вы же сами эту церковь открыли. Так это… я… – Двигаясь боком, он быстро повернулся, чуть ли не бегом поспешил к машине и быстро уехал.
– Ну-ну… – Елизавета обернулась к Кате и Степе, стоявшим чуть поодаль. – У нас тут такой затейник появился, по всему городу. Чего только не придумывает! У нас же туристы бывают, приезжают из-за нескольких старинных зданий, я их как раз отреставрировала, и наши, и даже иностранцы.
– «Я отреставрировала»! – хмыкнула Катя.
– Да, Кать, я. У нас по-другому не бывает. Всё проходит через меня. Видишь, какая у меня дочь оппозиционерка, Степа? А ты как бы хотела, дочка, чтобы я на сто восемьдесят градусов повернула свою жизнь и сказала: «Я больше не хочу быть губернатором»? Или, как Семен, построила в нашей отдельно взятой области социализм? Или лучше, нет, пошла бы снова в садик музыку преподавать, как двадцать лет назад? Так я там сидела, потому что хотела поближе к тебе быть. А могла пойти в филармонию, у меня были хорошие перспективы.
– Не надо меня упрекать, мама, что ты не стала музыкантом из-за меня, я тебя не просила сидеть со мной. Отдала бы меня в детский сад на пятидневку, и потом в кадетский корпус, а сама бы строила свою музыкальную карьеру.
– Я другую карьеру построила, как видишь, Катя. Случайно пришло, случайно может и уйти, а пока я пытаюсь сделать, что в моих силах. Но против системы я не пойду.
– А про какие сценарии ты говорила? – спросил Степа, с трудом заставляя себя называть Елизавету на «ты», но понимая, что по-другому делать не стоит.
Катя, услышав это, хмыкнула, но промолчала.
– Им пишут сценарии. Наши журналисты насобирали сюжетов про этих «нищих». Во-первых, реальных нищих там нет, они никого не пускают. Нищий – иди на биржу труда или еще лучше – записывайся к губернатору на прием и проси – денег, квартиру, дом отремонтировать, от которого полстены после пожара осталось… А тут стоят у нас какие-то загадочные люди с очень интересными «легендами». С виду вполне приличный человек, похож на старого профессора, стоит с одним словом: «Помогите». Старый клетчатый пиджак, шейный платок, на вопросы не отвечает. Доброжелательная, аккуратно одетая девушка держит табличку: «Ищу маму, пропала, езжу по соседним областям, помогите, нужны деньги на билеты». Молодой человек сидит с табличкой: «Оперный певец, лишился работы, на нервной почве потерял голос. Нужны деньги на лечение». И так далее, всё так интеллигентно, небанально, непривычно. Никто этих людей не знает, живут они не у нас, откуда-то приехали, куда-то уезжают, меняя место и сценарии.
