Степа, неопределенно кивнув, протянул руку Семену.
– И зачем ты с ней едешь? – Старик неодобрительно поднял глаза на Степу, пожимая ему руку. – Что ты там забыл? На их праздниках?
– Не знаю. Поеду.
У Степы мелькнула мысль, что, возможно, не стоит сейчас оставлять Семена, который полчаса назад не очень хорошо себя чувствовал, но неожиданная возможность куда-то улететь, куда-то далеко, с этой удивительной женщиной, мощной, как природная стихия, показалась ему на мгновение единственным выходом из тупика, куда он всё больше и больше себя загонял. Эта женщина знает всё – про Семена, про него, Степу, про людей из их области, про мужчин, про жизнь – иначе бы она не оказалась на том месте, где она сейчас. И все эти мужчины, которые пришли с ней, ловят каждое ее слово, каждый взгляд. И тут дело не только в том, что она – начальница. К начальникам тоже разное отношение. Она не начальница, она – хозяйка. Хозяйка всего и всех.
Степа вышел за Елизаветой Сергеевной. Как душно все-таки у Семена… На улице от холодного воздуха в голове стало как-то проясняться. Что за наваждение сейчас было? Как от спиртного… Странно. Может, Семен подливает в чай какие-то травяные наливки? Или эта женщина на него так подействовала? Как ураган, сбивший с ног, заставивший лечь и лежать, пока ураган не стихнет…
– Не отставай! – Губернаторша обернулась к нему, подождала, пока он все-таки подойдет к ней, протягивая руку.
Степа взял протянутую ему руку, горячую, большую, и эта рука полностью поглотила его ладонь, тоже не маленькую. Просто эта рука – вела, знала, куда вести, зачем, а Степа так давно сбился с пути…
Степа прошел так несколько шагов, потом высвободил руку, потряс головой, с силой сжав виски. Оглянувшись, он увидел, что Семен вышел на крыльцо и стоит там, молча глядя, как губернаторша уводит Степу.
Степа прошел к колодцу, зачерпнул воды из ведра, умылся. Вода оказалась очень холодная, ледяная. На улице похолодало, или после теплой избы так показалось?
– Что? – усмехнулась губернаторша. – Сдрейфил, красавчик? Нет, я тебя не отпущу. Семен! – неожиданно крикнула она. – Тебе врач не нужен? А то я пришлю!..
– Справлюсь, – негромко ответил Семен, покачав головой.
– Не шути со здоровьем! Пусть приедут, кардиограмму снимут. Я распоряжусь! Жди врачей, не стреляй в них только.
Степа увидел, как засуетились все мужчины, когда губернаторша показалась у ворот. Неподалеку стояли два вертолета – большой военный и поменьше, белый, которые просто чудом приземлились на неровной лужайке. Кто-то уже полез обратно в вертолет, кто-то побежал навстречу. Елизавета Сергеевна дождалась, пока Степа ее догонит.
– Я не поеду, наверное, – сказал Степа как можно тверже. «Наверное» прибавилось как-то само.
– Поедешь, это уже решено, точнее, полетишь, – улыбнулась губернаторша. – Тебе самому это нужно – лететь со мной. Я ведь правильно всё понимаю? Конечно, я всегда всё правильно понимаю.
Как противостоять этому неумолимому потоку – ее слов, ее воли, в который попадаешь, и вырваться из него невозможно? Степа, словно оказавшись в невидимом и сильном поле, шагнул за ней.
– Садись со мной.
Губернаторша быстро провела по его руке от плеча вниз и остановилась на запястье. Взяв его не за ладонь, а за запястье и не отпуская, Елизавета Сергеевна быстро сказала высокому плотному человеку в красной куртке, которого она звала Геной: «Отправляй ребят обратно, всё, отбой!», а сама ловко залезла по лесенке в белый вертолет и усадила Степу с собой, в мягкое удобное кресло, которое изначально явно не было предусмотрено в вертолете. Всего таких кресел было два.
– За друга своего не беспокойся, – сказала она. – Сейчас к нему врачи приедут. Пусть кардиограмму снимут и что там еще надо. Хороший мужик, идейный, крепкий. На таких Россия держится. Зря мне только ерунды всякой про него наговорили.
– Так, Елизавета Сергеевна, это… гм… – вступил было Гена. – Зачем нам в области эти красные флаги?
– А народ? Ген, ты про народ подумай. Некоторым флаги эти нужны. Кто в царей не верит, тот пусть в коммунизм верит.
– Так смута же, Елизавета Сергеевна.
– Да брось ты! Вот если запрещать, будет смута. Прятаться будут. А так… Пусть себе прошлое охраняют, которого больше нет. Да, Степа, согласен со мной?
Степа пожал плечами:
– Я не знаю.
– И правильно. С таким лицом о плохом думать не нужно. Тебе знаешь кого еще сыграть бы… – Елизавета Сергеевна мечтательно улыбнулась, разглядывая Степу. – Сам-то ты кого хочешь сыграть?
– Я… – немного растерялся Степа. – Ну, я бы в военном фильме снялся…
– Хорошо. Да, у нас как раз вот хотели про Первую мировую снимать! Будешь белым офицером.
– Нет, я про Великую Отечественную хотел бы, – признался Степа.
– Да? Ну, ладно. Будет тебе про Отечественную. Ген, как фамилия этого парня, который все ходил, денег клянчил, сценарий там у него какой-то про партизан?
– Елизавета Сергеевна, наденьте… – Гена протянул ей шлем и дал второй Степе. – Поищу человечка, понял.
– Давай. Будем снимать про партизан. А Степа сыграет там главную роль. В конце его убьют, потому что он не захочет поступиться своими принципами. И все женщины будут плакать. Да, Степ?
Степа растерянно кивнул. Что-то происходит, чем он не может управлять. Хорошо это или плохо, он пока не понял. Но так уже бывало в его жизни. Так было с театральным. Так было с Верой, той, его Верой, которая занимала такое большое место в его жизни. Как будто его несут потоки – то хорошие, светлые, чистые, то мутные, ледяные, когда он остается один дома и, глядя со своего высокого этажа на чужой город, ясно чувствует – он не нужен никому. Какой сейчас поток – пока непонятно…
– Степонька… – Мамин голос в трубке звучал растерянно.
– Да, мам… – Степа, застегнувший было плотно шлем, быстро просунул к уху телефон.
– Ты всё время недоступен…
– Связь плохая. Что-то случилось?
– Гоша сбежал… Ты ведь говорил, как в воду смотрел… Скоро стемнеет… Я не знаю, что делать. В полицию звонить?
– А когда он сбежал? Давно?
Губернаторша, внимательно слушавшая разговор, тут же спросила, перекрикивая звук включившегося мотора и наклоняясь близко к Степе:
– Что стряслось? Сын? Брат? Нет? А кто? Щенок, что ли? Кто сбежал?
Степа помотал головой.
– Уже часа два как. Куда мне бежать? – продолжила мать. – Я что-то растерялась, сынок. Походила по дворам, по улицам – не нашла. Звонила твоему отцу, а он трубку не берет. Ты у Семена? Может быть, вернешься, поищешь Гошу? Далеко тебе ехать, конечно…
– Не надо ему звонить, – сказал Степа. – Отцу не надо. Я… – Он замолчал, потому что губернаторша положила ему руку на колено. Не погладила, не сжала колено, просто положила руку, как будто там было ее место, привычное, удобное.
