– Это… – Степа захотел высказаться. Не для того, чтобы поспорить с Елизаветой Сергеевной. Но ведь он тоже что-то знал, не совсем же он белый лист! – Когда охотились на мамонта… первобытные люди когда были… Там равенство у них было.
– Ага!.. – продолжала смеяться Елизавета Сергеевна так весело, так светло, как будто разговор шел о чем-то хорошем и приятном для всех. – А как тебе захоронения со слугами, женами и детьми, насильно умерщвленными? Был князь и его смерды, по-старому «сомерды» – те, кто должен был умереть вместе с ним в случае его смерти. Слово такое «смерд» слышал?
– Так… до этого все равны были… еще раньше… – неуверенно сказал Степа, уже коря себя, что стал спорить на равных с губернаторшей. Она явно много книг прочитала в своей жизни, гораздо больше, чем он, Степа.
– Раньше? А раньше на Земле тысячелетиями был матриархат, в наших краях по крайней мере точно. Всё, что из земли выкапывают, всё говорит о том, что верховных богинь было две – и обе женщины, и что людьми и с неба, и на земле руководили только женщины. Мужских образов у нас вообще нигде нет – ни в рисунках, ни в скульптурных изображениях.
– Придете ко мне на эфир? – неожиданно спросил Семен.
– Приду, – весело кивнула губернаторша. – Прилечу на вертолете. Причем в твой день рождения. Чтобы точно в головах людей мой образ слился с образом доброй волшебницы. Знаешь, какую мы передачу сделаем? Я с телевидением приеду! К хранителю музея нашей старины!
– Я не согласен пока называться музейным хранителем…
– А кем ты хочешь называться? Генсеком? Так у людей аллергия на такие названия. Президентом? Это не про коммунизм. Не дури, Семен. Слушайся умную женщину, и всё у тебя в жизни будет.
Семен исподлобья смотрел на губернаторшу, так и не присев, опираясь на край своего самодельного буфета.
– Что ты набычился? Что? – Елизавета Сергеевна протянула к нему руку через стол, как будто хотела потрепать по плечу, если бы дотянулась. – Представляешь, как ахнут все – такой крамольный красный блогер, Семен Калашников, а к нему – бац! – на эфир губернаторша приехала.
– Ну… – буркнул Семен. – Только я сам тему буду определять… разговора…
– Попробуй! – засмеялась Елизавета Сергеевна. – Никто еще из мужчин со мной никогда тему не определял. Многие пробовали, но ни у кого не получилось. Где есть сильная умная женщина, там тема определена априори. Знаешь, что такое априори? – Губернаторша, чуть смягчив голос, перевела глаза на Степу.
Степа неуверенно кивнул.
– Всё! – махнул рукой Семен. – Сдались.
– А то! – засмеялась губернаторша. – Нет такого мужчины, который мне еще не сдался. И причем заметь – я ведь вас не пугаю. Правда? У тебя ведь нет оснований рассказать своим слушателем, что приехала губернаторша, пугала горячим утюгом… А, Семен?
– Нет. Оснований нет, – пробурчал Семен.
– Вот и хорошо. Значит, договорились. Когда у тебя день рождения?
– В декабре.
– Вот, в свой день рождения жди меня на эфир. И пусть будет сюрпризом для слушателей.
– Не все вас знают в России!.. – проговорил Семен.
– Так узнают. Главное, чтобы наши все в области посмотрели. Я уже постараюсь. Рекламу сделаем.
Семен неожиданно встал и направил ружье на губернаторшу.
– Вон! – закричал он, изо всех сил сжимая ружье и наливаясь кровью. – Вон отсюда!..
– Семен, ты что? – удивилась Елизавета Сергеевна, чуть подобрала ноги, которые она до этого вольготно раскинула, развалившись на стуле, но не встала.
– Вон, говорю! Я понял! Я всё понял! Семен Калашников не покупается и не продается! Мне не надо рекламы, ничего не надо! Покиньте территорию!..
– Зря ты так, Семен, – покачала головой губернаторша, положив ногу на ногу и поглаживая стол большой мягкой рукой, словно успокаивая Семена на расстоянии. – Ты сядь, ружье опусти и не кипятись. Ружье свое, говорю, поставь и разрешение на хранение оружия мне показывай.
– Я сам себе выписываю разрешение! – выкрикнул Семен.
– Тот, кто сам себе разрешение на хранение огнестрельного оружия выписывает, у нас находится под особым присмотром, – спокойно ответила губернаторша. – Ты ж не смог наворовать столько, чтобы самому законы устанавливать? Нет. Значит, живи по обычным законам.
– Я… – начал было Семен, снова берясь за ружье, которое он поставил было к стене.
– Так, хватит! – махнула на него рукой Елизавета. – Ты мне надоел. Гена, – она ткнула пальцем в телефон, – давай ребят заводи, сейчас мы здесь все к едрене фене разберем за два часа на дрова, как будто ничего и не было. И в больницу позвони, пусть «Скорую» пришлют, тут человеку плохо.
– Да пропадай ты! – закричал Семен и вскинул ружье.
Степа, который некоторое время назад встал, подскочил к нему и вовремя выхватил у него оружие. Семен, тяжело дыша, полез на Степу, чтобы отобрать у того ружье. Губернаторша, наблюдавшая за этой сценой, покачала головой.
– Ты дурной, Семен. Себе во вред все делаешь. Гена, – она снова взяла телефон, – подожди, стойте, где стояли. «Скорую»? – Она искоса взглянула на Степу, который крепко держал Семена.
Семен молча вырывался, весь багровый, прерывисто, со свистом дыша.
– Нет, Ген, вроде тут полегче стало человеку. – Она отложила телефон, отхлебнула из чашки и встала. – Семен, ты ведь долго так не протянешь. А что люди без тебя будут делать? Вода у тебя тиной отдает, кстати. Лучше бы ты себе новый колодец вырыл. О себе бы позаботился. А кто о тебе позаботится? Жена тебя бросила. Вот только Степа и может тебе помочь. И то я у тебя сейчас его заберу. Да, Степан, вы поедете со мной?
– Куда? – удивился Степа.
– На праздник. Я лечу на праздник. Представляете, как люди там будут счастливы? Прилетела Елизавета Сергеевна, да не одна, а с нашей легендой. Вы же наш знаменитый земляк, звезда. А люди наши больше всего такое любят. Как раз у меня подарка нет. Хотели по дороге лис отстрелять, но привезем вас. Подарок гораздо ценнее, и лисы будут целы. Ну что, Семен, успокоился? Ты давай не дури. Значит, так. Вывеску свою про республику можешь не снимать. Я тебе разрешаю, я добрая.
– Не надо мне ничего разрешать! – буркнул Семен, садясь на кровать.
– Завтра, нет… в понедельник люди тебе привезут табличку «Этнографический музей русской старины и… – она подумала, – …социализма». В отделе культуры тебя зарегистрируем. Нормально. Почему у нас в области не быть такому музею? Телега у тебя во дворе стоит – очень знаково. Ехали-ехали, да не доехали, лошадей по дороге потеряли. Вот, экскурсии будешь водить по своему двору, про прошлое рассказывать. Про репрессии – люди любят такое. А, как? – Губернаторша подмигнула мгновенно вскинувшемуся Семену. – Да ладно, расслабься. Есть без тебя кому на репрессиях хлебушка с маслицем себе зарабатывать. Ты у нас человек идейный, принципиальный, будешь свою линию гнуть. У меня в области и свобода слова, и свобода мнений, и разумная доля плюрализма, и порядок. Только у очень умной женщины так может быть. На одном окошке – кактусы, на другом – орхидеи, в середине – роза, то есть я сама; по углам по разным – иконы да красные флаги. Скрепляем скрепочками разорванное предками. Зашивать сил и времени нет, так мы – хоп! – и скрепили на живульку. Тут тебе и цари, и попы, и коммунисты, и евангелисты седьмого дня, и тайский массаж, кому что ближе. Всех заняла. У меня из области люди в Москву бежать перестали. – Елизавета подмигнула слегка оторопевшему Семену. – Ну что, Семен, так пойдет? На работу тебя беру, директором музея, оклад семнадцать тысяч в месяц, больше, чем у учителя истории. Всё! Рассказывай народу сказки и не болей. – Не слушая никаких возражений и ответа Семена, который начал было отказываться, она пошла, не оборачиваясь, к выходу, бросив на ходу: – Степан, я вас забираю.
