Степа ехал, не пользуясь навигатором, вариантов не было – можно было двигаться вперед или развернуться и поехать назад. Если дорога вдруг разветвлялась, то вбок шла совсем плохая, проселочная и вела к какой-то одной деревне. Новое, Старое, Воскресенское, Гольино, Ивановское, Лесное… Посмотришь по карте – таких названий полно в каждом районе.
А Вера, эта новая Вера, очень красивая. И голос у нее приятный и такой глубокий, волнующий… Что она такое хорошее в конце сказала? Что-то о нем… Или нет, сказала только «до свиданья», но не просто «до свиданья», а так, как говорят, когда на самом деле хотят увидеть человека. До того свиданья, когда он сможет наконец рассмотреть ее лицо. Этот приятный изгиб чуть полноватых губ, гладкие шелковые брови, небольшой носик с четко очерченными ноздрями, так что казалось, что она немного сердится и раздувает их, и глаза, самое главное – глаза. Красивые, внимательные, но вот какого они цвета? То ли зелено-серые, то ли светло-карие… Каждый раз, видя ее в подъезде, у лифта, в лифте, Степа начинал рассматривать лицо, которое ему было так симпатично, и отворачивался, потому что ему было неловко. Вера видела его взгляд, отвечала ему вопросительной улыбкой, а он никогда не знал, что ей сказать или о чем спросить.
Степа задумался и чуть не проехал тот поворот, где ему надо было сворачивать с основной трассы. Мать сказала: будет указатель на деревню Колочки. Вряд ли есть другие Колочки в их районе. Он свернул и включил навигатор, чтобы хотя бы видеть местность, по которой он едет. Населенных пунктов вблизи не было. Очень скоро связь стала хуже, а потом и вовсе пропала.
Степа ехал и ехал. Колочки – небольшая старая деревня, раскинувшаяся по обеим сторонам дороги, – давно остались позади. Дорога шла вперед, одна, и теперь даже не было развилок. Дорога становилась все хуже. Но дорога была. А раз есть дорога, она куда-то ведет, по-другому не бывает.
Осень была сухая, поэтому грязи и жижи под колесами не было, а так бы он на своем красивом стильном «паркетнике» не проехал. Зимой и ранней весной этот путь только для вездеходов и, на худой конец, внедорожников. Степа решил – если он в ближайшие двадцать минут ничего интересного не увидит, то повернет обратно.
Вдалеке – ему то ли показалось, то ли на самом деле – над лесом мелькало что-то красное. Прибавить скорость не удавалось, такая плохая здесь была дорога, практически никакая. Но куда-то же она вела! И кто-то когда-то ездил по ней. Степа попытался позвонить матери, но связи уже не было.
Степа опять увидел вдалеке над лесом что-то красное, то мелькающее, то скрывающееся в деревьях. Он не успел разглядеть, что это, потому что на телефоне появился значок слабой связи. Он быстро набрал номер матери.
– Мам… так что все-таки я должен здесь найти? Зачем ты меня послала сюда?
– Так все же ездят…
– Я бы не сказал по состоянию дороги, что здесь часто машины ездят.
– Так застревают же…
– Мам!.. – Степа заглушил мотор. – Ты зачем меня отправила?
– Чтобы ты с отцом больше отношения не выяснял, Степка, – вздохнула мать.
– А завтра я не могу к нему пойти? Или позвонить?
– Я надеялась, что ты на всё немного по-другому посмотришь. И на отца… и вообще… Ты потерянный такой приехал.
– И что, я себя здесь найду? – хмыкнул Степа. – Потерянный… Слово-то какое нашла…
Потерянный… Ну да, наверное. Мать правильно говорит. Он потерялся и найти себя не может. Только теперь нужно понять, когда именно это произошло, что он себя потерял.
– Степка, ты слышишь меня? Ты пакет не взял, который я приготовила… Ты не заблудился?
– Вот скоро и узнаем.
– Может, зря я тебя отправила… – растерянно проговорила мать. – Все ездят… Вроде находят… Или врут…
– Так куда я еду? В монастырь, что ли, какой? Зачем? Я в церковь не хочу.
– Нет. Это не церковь. Я же сказала – дед Семен.
– А кто это? Наш родственник?
– Посмотришь. Ты уже там где-то рядом, наверное…
Степа вздохнул. А люди еще удивляются, что он такой не приспособленный к жизни. Каким воспитали, такой и есть. Ему ведь и раньше казалось, что оба его родителя такие – романтики, совершенно непрактичные. Живут нормально, не голодают, но ничего не собирают, не покупают, не строят. Работают и дружно живут. А вот теперь как-то всё в ином свете выглядит. Работы нет у обоих (разве это работа? стыдоба одна), и дружба закончилась. Что бы там мать ни говорила. Как она может дружить с отцом? Неправда это.
Хорошо, что дорога по-прежнему была одна. Если уж куда-то выведет, то выведет. Вот так бы и в жизни…
А дорога как раз и остановилась. Степа затормозил и вышел из машины. Всё, дальше пути нет. Степа поежился. Стыло сегодня… Да и мысли пошли в неожиданную сторону. Странно всё как это. Как будто он смотрит со стороны фильм про самого себя. Вот сказали ему – езжай туда сами не знаем куда. Он и поехал. Ехал-ехал, дорога то хорошая была, то не очень, а то и просто колдобины. А потом и вовсе закончилась. И он не знает, ни где он, ни куда приехал, ни зачем… Ладно.
Степа повыше застегнул ворот куртки, хорошей, неоправданно дорогой, которую он зачем-то купил на волне всей той славы и суеты. Сейчас бы ему эти деньги пригодились… Но кто ж знал, что его слава окажется такой одноразовой? Степа вообще не знал, что так бывает. Сегодня ты нужен всем, а завтра – в полном смысле никому. Вот даже мать послала его в темный лес, как в детской сказке про Мальчика-с-пальчика, которая когда-то в детстве потрясла его до глубины души. И Степа всё присматривался некоторое время к родителям – не может ли и с ними такое случиться, что они, не в силах его прокормить, пошлют Степу в темный лес, на съедение волкам и людоедам. Потом, чуть позже, он рассказал матери о своих страхах, потому что вообще почти обо всем ей рассказывал. Она очень удивилась, перелистала книжку, сказала: «А я и забыла, о чем эта сказка… Да, это, знаешь, иносказательно… Так бывает… Уходит ребенок в свою жизнь – к людоедам и волкам в человеческом облике… Ведь и ты, Степа, когда-нибудь уйдешь…» Почему именно сейчас он это вспомнил? Потому что приехал сюда? Или потому что приехал, выходит, за помощью к матери из той своей жизни, а матери самой нужна помощь…
Степа, оглянувшись на машину, с некоторой осторожностью вошел в лес. Листья уже на многих деревьях облетели. Но здесь были дубы, на которых листья держатся до снега, и много хвойных, поэтому лес был непроглядный. Под ногами было довольно сухо, но Степа всё равно порадовался, что надел вчера в Москве второпях свои внесезонные ботинки, в которых он проходил всю прошлую зиму.
Совершено непонятно было куда идти, но Степа интуитивно шел в сторону какой-то красной тряпки или метки, которую точно видел над лесом.
В лесу было совершенно тихо, не кричали птицы, только где-то вдалеке изредка стучал дятел. Степа стал считать: шесть, потом еще восемь, потом четыре… Потом сам спохватился: а что он считает-то? Это же не кукушка! Просто мысли почему-то всё время в эту сторону бегут. Как хорошо зверям, которые не знают, что их жизнь конечна. Или это мы так думаем, что они не знают. Возможно, они чувствуют совершенно то же, что и мы. Поэтому иногда на него так грустно смотрит старая собака, которая живет в Москве в соседнем дворе, рядом с ветхой пятиэтажкой, крыша которой видна из Степиного окна. Он всё думал, глядя на псину, такую домашнюю, мирную, как случилось, что она оказалась на улице под старость лет.
