– Мам… – Степе было неловко и странно это слышать. – Зачем отцу всё это?
– Степка… – улыбнулась мать. – Тебе вот какие девушки нравятся – молодые или старые?
– Молодые.
– Вот и ему тоже.
– Но он же…
Мать покачала головой.
– Володя еще очень молод душой. Сам как мальчишка. Он только внешне изменился.
– А на заводе что происходит?
– Он сам тебе расскажет. Завод наш закрыть собираются, именно поэтому ничего не платят. Сейчас обанкротят его новые хозяева и перепродадут за ничто. Или как-то по-другому сделают, люди много чего говорят, я плохо разбираюсь, к сожалению.
– А почему же он той… гм… женщине ничего этого не говорит?
– А зачем он будет жаловаться ей на свою несостоятельность? Он, наверное, делает вид, что всё в порядке.
– А кто она, мам?
– Молодая учительница, – снова вздохнула мать.
– Из вашей школы?
– Да. Папа же красивый. Ты на него очень похож. Он приходил к нам на какие-то мероприятия, мы с детьми концерты устраивали. Я думаю, она его там и приглядела. Она квартиру снимает… Вот он к ней ходил, я еще весной поняла, что что-то неладное происходит. А потом, как лето настало – соловьи, речка… – Мать невесело улыбнулась. – Папа же романтик. Учительница вся беленькая, крепкая, не худая, сама веселая, улыбка – богатство, полон рот белых зубов, волосы длинные, ниже попы, она их как распустит – просто лесная нимфа, знаешь, как с картины какой-то. Папа и почувствовал в себе что-то… Помолодел, повеселел… Ходил напевал, насвистывал, хорохорился, по утрам отжиматься стал… Я думала всё: да что такое случилось? Потом поняла… И спросила… А он взял и ответил. И я сказала: «Ну, иди тогда к ней». И он ушел. А сказала бы: «Останься», может, сил бы у него не хватило уйти…
Степа обнял мать.
– Я теперь буду здесь жить, мам. Разберемся.
– Ты не вернешься в Москву?
Степе показалось, что спросила она немного испуганно.
– Не знаю пока. Некуда возвращаться.
– А… Гоша?
Степа ничего не ответил, только руками развел.
– Я пошел к отцу, мам, говори, куда идти.
Степа увидел отца издалека. На совершенно пустой улице тот стоял под фонарем у входа в полуподвальное помещение и курил. Вывеска у спортклуба была невнятная, неярко светились синие буквы, слово Степа не понял, решил – что-то немецкое, много согласных. Ясно, кто знает, тот знает, посторонним совсем необязательно сюда приходить.
Степа не был готов встретить родителей в таком неожиданном качестве. Мать, которая раздает листовки, зазывая в салон-парикмахерскую, отец – охранник в спортивном клубе, который почему-то работает и ночью… Кто спортом в половине первого ночи занимается? Что за спорт такой?
Отец был одет в черную спецовку, военные пятнистые брюки, высокие бежевые ботинки, как у сержанта американской пехоты.
– Пап… – Степа подошел сзади.
Отец обернулся. Да, конечно, надо так любить отца, как всю жизнь его любила мать, чтобы видеть в нем молодого… Отец за этот год как будто постарел на пять лет и стал меньше ростом, почти на голову ниже Степы. Голубые, обычно веселые глаза потеряли блеск, сильно обозначились морщины у рта, на висках, стал подвисать подбородок. Отец был непривычно коротко пострижен, Степе показалось, что оставшиеся на макушке вихры отец слегка подкрашивает.
– А, Степа… – как-то отчужденно сказал отец и протянул ему руку. – Привет… сын… Ты… гм… когда приехал? А я вот… тут… Ты мать уже видел, да?
– Видел. – Степа понял, что совершенно не знает, как начать разговор с отцом о самом важном. А просто так болтать он не собирается. Самое важное, что отец предал мать. Пока Степа шел сюда, он это понял. Но как отцу об этом сказать? – Ты…
– Будешь? – Отец протянул ему сигареты.
Степа пожал плечами:
– Ты забыл? Я не курю…
– Ну да… Это я так… Думал, может, там, в Москве, закурил. Там все курят, – быстро заговорил отец. – Мода была – не курили, да прошла. Опять все закурили…
– Не все, – коротко ответил Степа.
Отец помолчал.
– Что, знаешь уже? – наконец спросил он, глубоко затянувшись в последний раз и выбросив подальше окурок.
Степа кивнул.
– Осуждаешь?
Степа пожал плечами:
– Мать жалко.
– Мне тоже жалко.
– Как ты там… вообще? Зачем? Ушел из дома… Она молодая, ладно. А мама как теперь должна… – Степа с трудом подбирал слова, кляня себя за то, что не умеет говорить выразительно и четко.
– Степ… ты не о том. Меня раздавил капитализм, понимаешь?
Степа ошарашенно посмотрел на отца. Сначала он подумал, что отец шутит. Но тот смотрел на него совершенно серьезно.
– Ты о чем? Я про маму тебе говорю. Какой капитализм?
– Как какой, сынок? Ты вообще ничего не понимаешь? Посмотри на меня! Я – ведущий инженер завода, ночью сторожу клуб, в котором… – Отец понизил голос. – Лучше тебе не знать, что здесь бывает, кто сюда приезжает и зачем.
– А ты здесь зачем? Чтобы эту… – Степа неопределенно качнул головой, – …кормить?
– Не говори так, сынок. Я с Мариной воспрял, понимаешь? Я лежал, придавленный, мать твоя мне примочки ставила. То передачку веселую включит, то пельмешками балует. А мне – жизнь не в жизнь. Пусто, бессмысленно. Зря жил. А с Мариной я понял – нет, еще жизнь продолжается…
– Подожди, – прервал его Степа, – давай сначала. Я не понял. Где ты лежал? Почему примочки? Ты попал в аварию?
Отец ухмыльнулся.
– Да вроде того, сынок. Мы все попали в аварию. Ты вообще не анализируешь, что происходит в стране?
– Я политику не люблю, пап. Давай лучше о вас с мамой поговорим…
– Погоди. Политику нельзя любить или не любить. Она объективно есть – это наша жизнь. То, как мы живем. Или как мы прозябаем. Или как погибаем. Вот у нас когда пошли слухи, что завод закрывается, что то, чем и ради чего мы жили, никому не нужно… Знаешь, кстати, что будет у нас? В части цехов уже потихоньку идет возня какая-то. Оборудование старое вывозят на свалку или на металл тащат. В одной части будет просто склад. Вместо завода – складские помещения. Все чем-то торгуют. Это единственное, чем можно жить, если сможешь пристроиться к остальным торгашам где-то сбоку. А во второй части, новее которая… та-то еще довоенная, а эта в шестидесятых построена… помнишь?
Степа пожал плечами. О чем говорит отец? Зачем? Заговаривает зубы ему, что ли?
– Нет, не помнишь, наверное… – Отец продолжал, как будто не замечая Степиной реакции: – Так вот там, по слухам, собираются строить развлекательный центр, с аквапарком! То есть электромоторы и двигатели никому не нужны, а игровые автоматы и теплая лужа с хлоркой – нужна.
