– Ну что же… – миссис Уотерс пожала плечами, – любая мать поступила бы так же. Вы же не думаете, что ей следовало опубликовать письмо сына на первой полосе «Вашингтон пост»?
– Конечно нет! В подобной ситуации необходима сдержанность. Лучше мне помолчать.
Сид деликатно подула на чай и поставила точку в разговоре, очень гордясь собой.
Миссис Уотерс оставила в покое губку и полировальную тряпицу, взяла стул и села рядом.
– Буду с вами честна, дорогая. В области деонтологии откровений – а тут я почти профессионал – существует единственное правило: не говори ничего или скажи все. Умолчание, намеки, предположения вредят честным людям. Обвиняешь – предъявляй доказательства.
Сид Кэбелл растерялась – она была любительницей, куда ей тягаться с миссис Уотерс.
– Вы действительно так думаете?
– Ну конечно! Вы намекаете, что миссис Арлингтон скрывает ужасную тайну своего сына. Попросту говоря – клевещете на нее. И пока совершенно бесплатно, а ведь другие, услышав об этом, могут напридумывать бог знает что: «Похоже, молодой Арлингтон был гомосексуалистом, да-да, мисс Кэбелл меня просветила!»
– Господи, вот ужас! – вскричала совершенно раздавленная Сид. – Вы правы, лучше уж я все вам расскажу.
Она сделала еще одну паузу, подула на чай и заговорила:
– Это касается высадки в Нормандии. Сына сенаторши наградили, но на самом деле никакой он не герой войны, а трус. Вместо него во Франции погиб другой солдат. Он сам признался в письме.
Миссис Уотерс притворилась разочарованной.
– Как я и думала, ничего определенного.
Она вернулась за стойку и перевела разговор на другую тему.
Четверть часа спустя Сид Кэбелл допила чай и покинула салон.
Миссис Уотерс зорким глазом высматривала среди новых посетителей знакомых Эмилии Арлингтон – друга сенаторши, которого она могла бы расстроить, или врага, чтобы его обрадовать.
Растяпа Сид Кэбелл понятия не имеет, какой ценный секрет она поведала. Скандальные сведения из первых рук – такое не каждое утро доходит до ваших ушей.
Воистину, день славно начался.
29
Письмо из-за океана
27 октября 1964
Вашингтон
Утром Алиса получила письмо от Лизон. Она не стала вскрывать конверт – решила прогуляться и прочесть его в тени деревьев, как поступала когда-то с письмами от Лаки.
Впервые после возвращения в Вашингтон ей захотелось обогнуть город с юга, вдоль Потомака, – двадцать лет назад это был ее любимый маршрут. Тогда у реки было много широких лужаек и газонов для пикников. Архитекторы совершенно сознательно сохранили гектары свободного пространства напротив Капитолия и Белого дома.
Возводя Вашингтон, француз Пьер Ланфан дополнил стандартный – блоковый – план американских городов широкими диагональными улицами, откуда открывались разнообразные виды. На Белый дом, на Маунт-Вернон-сквер, на архитектурный ансамбль Круга Томаса с Капитолием и разбегающиеся от него авеню. Во времена первого архитектора город напоминал букву L: Белый дом, памятник Джорджу Вашингтону, Капитолий. История Соединенных Штатов была тогда такой же короткой, как главный проспект столицы.
Годы шли, понадобилось продлить авеню Молл. Век спустя пришлось засыпать приличную часть Потомака, чтобы выстроить напротив Белого дома мемориал Джефферсона, а напротив Капитолия – мемориал Линкольна. Недавно исторический проспект перебрался через реку, и на правом берегу зажегся Вечный огонь Джона Кеннеди, встроившись в перспективу памятников славным предкам. Скоро наверняка понадобится место для солдат, погибших во Вьетнаме, для пионеров космоса, героев следующей мировой войны.
Преемники Пьера Ланфана вынуждены были экономить землю, с учетом долгосрочной архитектурной панорамы. Они держали в резерве эти столь завидные пустые пространства рядом с центром города, чтобы не пришлось ставить памятники будущим героям американского народа в пригороде – за неимением места. Исторический американский проспект двигался вперед потихоньку, сообразно логике и хронологии, всегда на запад, и, возможно, когда-нибудь дойдет до Тихого океана.
Во всяком случае, так Алиса представляла себе Вашингтон. В 1940-м, в предвидении всех этих будущих памятников, берега реки оставались деревенским уголком в сердце города.
Октябрьским вторником 1964 года Алиса вышла к Потомаку и почувствовала разочарование: судя по всему, историческим фигурам Америки будущего грозит далекое изгнание. Монумент героям Вьетнама установят в Чайна-тауне или другом подобном вместе.
Нераспаханной земли не осталось – подрядчики победили.
Свободные когда-то пространства вдоль реки со всех сторон пересекали подъездные дороги, чудовищные восьмиполосные транспортные развязки. Десятки напластованных друг на друга транспортных артерий напоминали Алисе гигантское блюдо лапши, кишащее маленькими зверюшками: автомобили чиновников спешили вырваться из города, покинуть тысячи офисов в центре и оказаться на северо-западе, в Джорджтауне, Бетесде, Чеви-Чейзе…
[15] Их манили к себе тенистые долины и дома, не всегда большие и оригинальные, но частные. Окруженные садами, часто не огороженные (зачем добрым соседям заборы). В подобных владениях человек может наконец обрести вечернее отдохновение, улыбнуться ребенку, который выехал на дорогу на велосипеде встречать родителей. Итак, подъездные пути, чей вид расстраивал Алису, сотворили вторую реку – из автомобилей – со своим мелководьем, многочисленными паводками и опасными для окружающего мира выбросами.
Алиса собралась с духом и пошла вниз по течению, держась на безопасном расстоянии от берегов. С трудом ей удалось пересечь автомобильный поток, чтобы попасть на узкую тропинку, которую благоразумно сохранили архитекторы. На некоторых участках ее заасфальтировали – для пешеходов, велосипедистов и мамаш с колясками.
Двухколесные, четырехколесные и вовсе безколесные старались уживаться в этом узком коридоре, встречаясь и расходясь с максимальной деликатностью.
К глубокому своему разочарованию, Алиса увидела, как изменились подступы к небольшой вашингтонской бухте, где когда-то можно было встретить настоящих рыбаков, продававших свежий улов. Зато появились рыбные рестораны с террасами, утыканными разноцветными зонтами.
Алиса взяла чуть западнее, к слиянию Потомака и реки Рок-Крик. Здесь, в старых квартирах с видом на воду, она жила с 1940-го по 1944-й, когда учила французский в Джорджтаунском университете. Алиса очень их любила, эти небольшие, почти деревенские здания. Это было единственное – возможно, последнее – место в Вашингтоне, где сосуществовали люди всех рас, вероисповеданий и возрастов, американцы и иностранные подданные. Транзитная территория давала приют новым обитателям столицы, еще не угнездившимся в городе, не выбравшим свой лагерь: Джорджтаун, Чайна-таун, северные или черные университеты вокруг Говардского университета…
[16]
