– А вот еще неплохой, – сказал сидевший у стойки Эжен Тетрион по прозвищу Сися. – Один тип идет в мэрию…
– Рене! – крикнул Люсьен Шавантре, бесцеремонно перебив Сисю. – Я просил кофе с кальвадосом, а не просто кофе.
– Я налил в чашку кальвадоса, Дохлец (все деревенские называли так Люсьена), – огрызнулся из-за стойки Рене. – Ни черта не замечаешь, а туда же – попрекать!
– А вот и нет! – задиристо отозвался Шавантре. – Я увидел, как ты достал из-под стойки бутылку без этикетки и капнул в мою чашку не пойми чего. Я глотнул и почувствовал вкус кофе с яблочным оттенком. Так что говори, что там у тебя в секретном сосуде.
– Ах ты сволочь! Намекаешь, что я наливаю людям не двадцатилетний кальвадос, а кошачью мочу? В следующий раз я тебя в ней утоплю.
– Брось, Рене, – примирительным тоном произнес сидевший в углу Фернан Приер. – Наш Дохлец набрался с раннего утра и вряд ли заметит разницу. Эй, Люсьен, зачем ты вообще добавляешь кофе в кальвадос?
– Да пошел ты… Что хочу, то и пью! Я работаю на свежем воздухе! Попробовал бы ты повкалывать в поле, хлебнув растворимого какао! Чинуша!
– Ладно, Рене, не мелочись, налей ему глоток, – сказал Фернан хозяину. – Не то он взбесится.
– Какого черта! – насупился тот. – Хочет еще выпить, пусть платит, я выдержанным кальвадосом задарма не угощаю.
– Ну и ладно, – отозвался Шавантре. – У такого жмотяры, как ты, кальвадос и столетнего юбилея может дождаться.
– Господа, – вмешался Учитель (Поль Тесье рассказывал всем, что работал учителем в департаменте Верхняя Луара, а в Нормандию переехал, выйдя на пенсию), – если будете вести ваши пьяные споры потише, я смогу сосредоточиться на газете. – Поль всегда читал в кафе «Бессенский курьер». – Умоляю, Рене, сжальтесь над этим закоренелым алкоголиком, утолите его жажду, иначе он не даст нам покоя. Подарите мне несколько мгновений тишины, господа, и я загадаю вам интересную загадку. Она имеет отношение к короткому объявлению, которое я только что прочел.
– Ну вот, – Сися воспользовался паузой в разговоре, чтобы дорассказать анекдот, – один тип идет в мэрию…
– Я согласен с Учителем, – подал голос Шавантре. – Не по форме – никакой я не закоренелый, а по сути – насчет гло..
– Ты меня достал! – воскликнул Рене. – Утром, днем и вечером пьешь тут на халяву и еще недоволен!
– Насчет вечера – это ты заливаешь, ведь по вечерам я пью у брательника! Пусть у него кальвадос и не двадцатилетней выдержки, но наливает он не как девчонкам. Смотри, не исправишься, буду и завтракать у него!
– Вот из-за таких болванов, как ты, и закрывают французские кафе, одно за другим! – простонал Рене. – И все остальное скоро позакрывают в деревнях. Де Голль сказал, что все сейчас бегут в города или пьют у телевизора. А кафе и бистро прогорают.
– Не уверен, что де Голль такое говорил, – заметил Учитель.
– Еще как говорил! – Рене стукнул кулаком по стойке. – Со всем моим уважением, Учитель, но я знаю, что могу пострадать! Де Голль называет это обустройством территории, а бистро, кафешки и другая торговля – часть его плана. Посмотрим, что вы скажете, когда я запру дверь и выброшу ключ, где тогда будете выпивать?
– Завалимся скопом к брательнику Дохлеца, может, он и нам кальвадоса нальет, – съязвил Фернан.
– Твоя правда, Рене, без «Завоевателя» деревня будет уже не та, – задумчиво произнес Шавантре. – Черт, да мы все просто подохнем. Даже фрицы во время войны бары и кафе не трогали, и англичане тоже. Церкви закрывали, было, но не питейные заведения!
– Вот именно, Дохлец, вот именно. А ты, болван, норовишь пить, не раскошеливаясь.
– Так вот, один тип идет в мэрию…
– Валяй, Сися, рассказывай, – снова перебил его Шавантре, – рассмеши нас, раз де Голль запретил выпивать. Веселиться пока никому не заказано. Смех не помешает обустройству территории, верно, Рене?
Хозяин заведения пожал плечами, и бедняга Тетрион в которой уже раз заговорил:
– Идет он, значит, в мэрию, потому что у него родился сын и он должен его записать. Секретарь спрашивает: «Как вы решили назвать малыша?» А мужик отвечает: Жэтруакуэн
[11].
– Вот идиот! – расхохотался Шавантре.
– По-моему, Сися не закончил, – заметил Фернан.
– Правда, что ли, Сися? – изумился Шавантре.
– Вообще-то да, – устало ответил рассказчик. – Ты рано начал смеяться.
– Вот оно что… Ну, по мне, он и так неплох, твой анекдот.
– Вперед, Сися, – подбодрил рассказчика Фернан. – Продолжай. Не тушуйся. Скажи ты, что тот тип хотел назвать мальчишку Бранльпуком
[12], наш Дохлец веселился бы точно так же.
– А что, нельзя?! – возмутился тот. – Смеяться нельзя, выпивать нельзя. Дерьмовое сегодня утро получается.
– Будете слушать или нет?! – взвился Тетрион.
Все кивнули, и он начал:
– Секретарша смотрит на папашу и говорит ему: «Нет, это невозможно, нельзя называть так ребенка!» Мужик разозлился и давай ругаться: «Что за порядки в вашей мэрии, одним поблажки в обход закона, а другим отказываете!» Секретарша ни черта не понимает.
– Приготовься, Дохлец, – шепнул Фернан, – скоро нужно будет смеяться.
– Заткнись! Заканчивай, Сися!
– Вы все время меня перебиваете, – вздохнул бедняга, – так что концовка все равно не получится. Ладно, пока никто не ляпнул еще одну глупость. Тип говорит секретарше: «Моя соседка захотела назвать дочку Жесикэт
[13] – и ничего, разрешили!»
Слушатели расхохотались – все, кроме Учителя.
– Ты был прав, Сися, – сказал Шавантре, – с концовкой смешнее.
– Чудеса! – воскликнул Фернан. – Дохлец понял анекдот! Зажимайте носы, ребята, медведь в лесу издох!
– Вам не смешно, Учитель? – разочарованно спросил Сися. – А я старался, выбрал несальный в кои-то веки.
– Это точно, – согласился Фернан.
– Не сальный, но и не новый, – ответил Учитель. – Я его знал, хоть и не местный.
– Все знали, – ухмыльнулся Фернан. – Но все равно смешно! А повторять полезно, на двадцатый раз Дохлец понимает, когда пора смеяться.
– Ты мне надоел, Фернан! Задница ты лошадиная, а не муниципальный советник. Не стану за тебя голосовать на следующих выборах!
– Хватит спорить, слушайте меня. Я обещал вам маленькую загадку, чтобы вы как следует напрягли свои пропитые мозги. Тут у меня короткое объявление. Кто назовет фамилию того янки, что держал бар до Рене?
