Алиса вышла из агентства Ника на 11-й улице и решила пройтись по Моллу, прежде чем возвращаться в свою квартиру на Индиана-авеню. Впервые за долгое время ей было радостно. Приближался суд, нашлись люди, готовые свидетельствовать в память о Лаки. Она не может проиграть. Даже без формальных доказательств любой честный человек сразу поймет, где правда.
Мимо Алисы прошел молодой офисный служащий. Он спешил, как все столичные клерки, и все-таки потратил несколько секунд драгоценного времени, остановился, оглянулся.
Ну вот, теперь на нее оборачиваются, а ведь она по-прежнему чувствует себя… невидимкой. Но не совсем прозрачной, усмехнулась она, вспомнив Ника.
Он ей нравился.
В другой жизни она могла бы полюбить этого мужчину – забавного, путающегося в словах, хмурящего брови. Он как будто все время думает о том, что скажет в следующую минуту, но нервничает и еще сильнее запинается. Ник пытается скрывать чувства, но у него это не очень получается. Он веселил Алису, заставлял ее улыбаться, и она с ним играла. Печальная, занятая предстоящим процессом и воспоминаниями о Лаки, женщина все-таки позволяла себе то кокетливый взгляд, то нежное слово, чтобы подбодрить преданного сыщика-волонтера.
Зачем Алиса это делала? Намекала, что потом, когда они добьются правды, все может получиться, почему бы и нет?
Почему бы и нет…
Алиса не хотела задумываться. Во всяком случае, не теперь. Потом. Потом… А пока… Будем продолжать игру и морочить голову, хотя он не идиот и все понимает. Тень Лаки будет стоять между ними до тех пор, пока мир не признает, что он пожертвовал собой и должен быть вознагражден – пусть и после смерти. Потом… возможно, потом призрак успокоится и уйдет, освободив Алису. Как знать.
Алиса впервые пыталась взглянуть на свою судьбу и привязанность к Лаки почти отстраненно, под новым углом.
Ник? Почему бы и нет?
А до тех пор лучшей мотивацией для Ника – за неимением денег – будет надежда, пусть даже призрачная.
Алиса миновала Национальную галерею, машинально подсчитав, что не была тут двадцать один год. А когда-то проводила целые дни. В то время она учила французский.
Люди часто критикуют Америку, говорят, что в стране нет настоящего правосудия и справедливости, но в Вашингтоне все-таки существует одна очень важная привилегия. Свободный доступ к культуре всех граждан вне зависимости от цвета кожи и толщины бумажника. Вход в музеи бесплатный, их двери всегда открыты. В Национальную галерею не надо стоять в очереди, посетителей не обыскивают, не выдают им билетов в окошечке кассы. Вы входите в музей, как на вокзал, и можете провести здесь минуту или целый день перед полотнами Да Винчи, Боттичелли, Ван Дейка, Гойи, Ренуара, Кэссетт, Моне… Садитесь на скамейку, читайте газету, пишите письмо, ждите друга. Ни с кем не разговаривайте, если не хотите, и вам никто не станет задавать вопросов. Во время учебы в Вашингтоне, до войны, и с 42-го по 44-й год Алиса проводила в музее часы. Больше всего она любила импрессионистов. Почти ко всем экзаменам Алиса готовилась у картин. В галерее она впервые увидела пейзажи Нормандии, и они показались ей нереальными, просто сказочными. «Вот земля, – думала она, – на которой невозможно умереть».
Особенно ей нравилось большое полотно Ренуара «Девочка с обручем», на котором была изображена бледная малышка со странной улыбкой, не по возрасту серьезная. Ее волосы подхватывала лента благородного, строгого синего цвета. Девочка стояла на гравийной дорожке сквера и смотрела на зрителя, пристально и встревоженно. Что скрывала эта малышка, до того печальная, что обруч у нее в руках выглядел неуместным?
Прожив много лет в Австралии, Алиса успела забыть девочку. А сегодня вспомнила и устыдилась, словно та была подругой ее детства, которой она ни разу не написала, а ведь обещала.
Алиса вошла в музей, но не направилась к Ренуару, а принялась бродить, разглядывая невыразительных итальянских красавиц эпохи Возрождения, кровавые ужасы испанской истории, первые кубические опыты Пикассо. Она почти пробежала мимо пейзажей Нормандии и портретов прославленных американских первопоселенцев – уж слишком они напоминали ей одну из нынешних обитательниц Капитолия.
Девочка ждала Алису в дальнем углу зала.
На ее молочно-белом лице не появилось ни одной морщинки. Она смотрела на Алису глазами ожившей куклы, и взгляд ее был не таким уж и грустным.
Да, девочка смотрела именно на Алису, забыв о других детях, гуляющих в парижском парке. Она бросила игру и повернулась, чтобы взглянуть на посетительницу.
Нет, Алиса не была невидимкой.
20
Короткое замыкание
3 сентября 1964
Индиана-авеню, 318, Вашингтон
Нельсон Рэйфл сидел на обычном месте, прислонясь к стене дома № 318 по Индиана-авеню. Его вытянутые вперед ноги перегораживали половину тротуара так, что прохожие были вынуждены перешагивать через них. Нельсон зорко смотрел по сторонам, карауля появление Алисы: она каждый день ненадолго выходила – прогуляться или купить продукты. Сегодня в руках у нее ничего не было и она впервые улыбалась – по-настоящему! – и казалась счастливой. Возможно, причиной тому стало ласковое сентябрьское солнце. Нельсон был опытным наблюдателем, умел незаметно перехватывать взгляды, чем и зарабатывал на хлеб. Он порадовался тому, как выглядит Алиса. Обычно она бывала просто красивой, а сегодня еще и веселой. Женщина сияла. Она и в печальном настроении не забывала бросить монетку в его бейсболку, лежавшую на асфальте козырьком к пешеходам, а вот сегодня прошла мимо и не задержалась рядом с ним.
Счастье делает людей эгоистами, с философской обреченностью подумал Нельсон. Мгновение спустя Алиса вернулась и улыбнулась ему:
– Простите, Нельс, я задумалась и едва не забыла про вас.
Она положила ежедневную дань в бейсболку.
Досадно, подумал Нельсон – отличный наблюдатель, но безнадежный пессимист. Должно быть, ее счастье пока не совершенно.
Алиса набрала код, нажав на стертые кнопки домофона, вошла в дом и медленно поднялась на шестой этаж к своей квартире, впервые за два месяца читая фамилии на табличках. У порогов лежали цветные коврики, на дверях красовались наклейки, на стенах – граффити, признания в любви или ненависти.
Алиса знала, что свет скоро погаснет, – времени хватает, чтобы дойти до квартиры, достать ключи и отпереть дверь, – но сегодня не думала о прозе жизни и сознательно не торопилась.
Она думала о суде, который наверняка выиграет, и о том, какое пристыженное лицо будет у миссис Арлингтон. Сенаторше придется признать, что ее сын был гнилым отбросом и жадным уродом. Эмилии придется не только заплатить, но и извиниться. Не перед ней, а перед Лаки – от имени покойного сына.
Ключ в третьем замке Алиса поворачивала уже в темноте. Она толкнула дверь и протянула руку, пытаясь нащупать выключатель, не входя в квартиру: ей не хотелось топтать конверты, которые почтальон подсовывал под дверь.
