Никто из клиентов не сетовал на неторопливое обслуживание.
Рабочий-иммигрант хотел отправить несколько сотен франков своей семье, живущей в деревушке в самом сердце Мали, а служащий в окошке таращился на него так, словно его впервые попросили совершить столь сложную операцию. Старушка намеревалась опустошить свой счет (оставив на нем несколько франков) и уйти домой со сбережениями всей жизни в матерчатой кошелке. Мужчина в подпитии громко возмущался, не веря, что его деньги взяли да и закончились. Коммерсант принес недельную выручку – три тяжелых мешка желтых монет в столбиках по десять штук. Дети бегали, вопили и то и дело цеплялись за стойку.
Лизон Мюнье не нервничала. У нее было полно времени. Она каждый месяц совершала маленькое паломничество, это стало ритуалом в память об ушедшем, исчезнувшем. Другие ходят за этим на кладбище. Стояние в очереди превратилось в часть ритуала – как похоронная процессия, осознанное замедление шага, имеющее целью заставить мозг думать и молиться, вспоминать последние двадцать лет, Алана, прежнюю жизнь… Лизон тихонько продвигалась к окошку – и вспоминала. Иногда особо нетерпеливые клиенты вставали перед ней, пользуясь ее задумчивостью.
Смешно. Нелепо. На службе в церкви никто ведь не лезет без очереди, чтобы причаститься.
Оказавшись у цели, она протягивала конверты служащему, который старался не смотреть в ее грустные глаза.
– В США? – спрашивал он.
– В США, – подтверждала Лизон, платила и уходила. Она уже пять месяцев давала короткие объявления в американские газеты.
Ищу Алана Ву, 41 года, родившегося в Кнутсоне, штат Огайо. Исчез в феврале 1964 года. Связаться с Лизон Мюнье, Шато-ле-Дьябль, 14250, Кальвадос, Франция.
Пока что она не получила ни одного ответа.
Лизон посмотрела на часы. 11:15. У нее есть время до полуденного автобуса. Очередь сегодня оказалась не такой уж и длинной. Чем занять время? Пройтись по магазинам? Не хочется…
Месяц назад Лизон продала «Завоеватель» Рене Мюло – молодому симпатичному парню из местных. У нее закончилось терпение. Она больше не могла улыбаться через силу и целый день выслушивать шутки и жалобы посетителей. Лизон редко выходила из дома, шила на заказ, вышивала. Свадебные платья, крестильные рубашечки, скатерти и салфетки для гостиничных ресторанов. Сотрудничала с музеем Вайе – делала для них реплики. Когда-то она все это ненавидела, а теперь работала как машина – точно и монотонно. Руки были заняты, мозг – нет. Завсегдатаи бара из Шато-ле-Дьябль завели манеру звать ее Пенелопой.
Лизон все реже там бывала.
Как же убить время до автобуса? Купить газету? И что она там прочтет? Лизон решила посидеть на лавочке под козырьком остановки, где уже устроилась грязная старуха, та кормила хлебом воробьев и ругательски их ругала.
16
Старая дама и парикмахер
5 июля 1964
Фаррагут-Норт, 1351, Вашингтон
День подходил к концу. Эмилия Арлингтон была единственной клиенткой Теда Силвы. Он сегодня припозднился с закрытием – по настоянию миссис Арлингтон, а миссис Арлингтон это вам не невесть кто! С улицы салон Силвы можно было заметить только по узкой двери с матовым стеклом, выходившей на Фаррагут-Норт. По улице ездили машины, а пешеходов практически не было. Зайти сюда могли лишь завсегдатаи.
Силва, само собой, слышал об Эмилии Арлингтон. Он специализировался на влиятельных персонах Вашингтона. Тед всегда был в курсе событий, имел выдающуюся память на сплетни и помнил о самоубийстве Оскара Арлингтона. Миссис Арлингтон приказала себе крепиться, оставила пальто в гардеробе, позволила накинуть на плечи голубой пеньюар, сдержалась, когда мастер бережно приложил ладони к ее вискам, потянул голову назад, вымыл шампунем волосы, не обращая внимания на текущую по шее воду, и помассировал пальцами кожу.
Ужас!
Много лет назад она поклялась никогда не переступать порог парикмахерской, сама мыла голову и подстригалась.
Тед Силва болтал обо всем и ни о чем, о творящихся безобразиях, мерзостях жизни и красоте ее волос…
У меня плохие волосы, как, впрочем, и все остальное… Миссис Арлингтон не заблуждалась насчет своей внешности, поэтому терпеть не могла доморощенных Фигаро. Какая это мука – сидеть в кресле и смотреть на собственное отражение в высоком зеркале, на жидкие мокрые волосы, облепившие морщинистое лицо.
Тед не умолкал. Разговоры… Еще одна пытка, подумала Эмилия Арлингтон. Почему люди так легко открываются своему мастеру? Незнакомому человеку, в салоне, набитом старушками в бигуди? Как можно обсуждать насущные проблемы и важные дела с посторонними людьми – торговцами, секретаршами, домохозяйками, соседками? Как вытерпеть все эти «Добрый день, как поживаете?», болтовню о погоде, быстротечности времени, зеленеющей траве, подрастающих детях, слишком коротких отпусках и бесстыдно высоких налогах?
Любые разговоры с кем угодно, которые мы вынуждены вести, по большей части глупы и банальны.
Эмилия желала беседовать только с равными и на серьезные, тщательно выбранные темы. Она никогда не смогла бы избираться от округа, пожимать руки, встречаться с людьми на улицах, изображать интерес к их проблемам, выслушивать и кивать с понимающим видом. Это было бы выше ее сил. Между тем Эмилия Арлингтон не думала, что подобное положение вещей способно помешать ей хорошо делать свою работу. Кроме того, она считала большинство политиков лицемерами. Их избирают, чтобы писать законы – методично, отстраненно и нейтрально. Да, она держит дистанцию с народом, с избирателями, с мало что понимающими гражданами, что есть лучшее доказательство ее честности и неподкупности.
А парикмахер не умолкая перебирал, мял, теребил волосы сенаторши и рассуждал о дорожных работах.
– Сейчас-то тихо, потому что время позднее, и эти бездельники – строительные рабочие – разошлись по домам, но днем от грохота просто житья нет. Жуткий, просто адский грохот! Они, видите ли, делают тротуар. Разве мне нужен тротуар, спрашиваю я вас? Зачем мне тротуар? Чтобы все кому не лень шлялись по улице, заглядывали через застекленную дверь, заходили внутрь? Я принимаю только по рекомендации. У меня избранная клиентура, с тротуара я никого не принимаю!
Пора переходить к делу, решила миссис Арлингтон. Судя по всему, этот Силва не собирался делать первый шаг. Он отлично играл роль угодливого мастера. Вообще-то именно этого и требовали условия игры, но куафер получал от нее удовольствие. Теда Силву порекомендовал миссис Арлингтон Гораций Халдас. Он рассказал Эмилии, что Тед оказывает особые услуги, только поэтому она и не сочла это шуткой. Бедняге Горацию было не до веселья: как только он начал строить особняк в Луизиане, на затопляемых землях, да еще и на деньги из общественных фондов, ему на хвост села цела свора журналистов. Этому человеку можно доверять, а значит, надежен и Тед Силва. Эмилия Арлингтон окончательно убедилась в этом после мотоциклетной аварии, в которой погиб уж слишком настырный молодой репортер, надоедавший Горацию.
