– Садитесь, – пригласила нас Вера Семеновна. По столу было разбросано большое количество фотографий. – Ада хранила фотографии не в альбомах, а в коробках, – пояснила она, заметив мой оживленный взгляд, – даже не знаю почему. Альбомы у нее были – лично я ей несколько штук подарила, – но она ленилась их заполнять. Вот посмотрите, это я и Адочка, – Вера вытянула из кипы пожелтевшее фото, на котором стояли в обнимку две девчонки. Одна из девочек с черными вьющимися волосами была постарше, другая года на два выглядела младше. У нее были светлые волосы, заплетенные в две тоненькие косички. – Это я, – ткнула пальцем в девочку с косичками Вера. – А это наш папа, – на следующем фото между двумя девочками стоял мужчина в военной форме. Вера была очень на него похожа: тот же нос, тот же овал лица и светлые волосы. У Ады сходства с отцом я не нашла.
– А мама? У вас есть фотография, где вы с вашей мамой? – Еще тогда, когда я в первый раз увидела Веру, подумала, что одна сестра унаследовала черты отца, а другая матери.
– К сожалению, нет. Я даже ее не помню. Мы с Адочкой родились до войны. Когда в серок первом папу забрали на фронт, мне было всего два, Аде пять. Вывезти нас не успели, и мы оказались на оккупированной немцами территории. Мама где могла подрабатывала: нас надо было кормить. Мы с сестрой сидели дома, нам запрещалось одним выходить на улицу. Вообще-то я мало что запомнила из тех лет. Помню только, что всегда хотелось есть. А потом мама ушла утром и не вернулась. Ее не было день, два. Мы съели все, что было в квартире. На третьи сутки вышли ее искать. Маму так и не встретили, а когда вернулись, – Вера смахнула слезу, – не нашли дома. То есть дом мы нашли, но в нем вовсю полыхал пожар. Соседка растапливала печку. От голода у нее закружилась голова, она уронила на пол горящую щепку, занялся огонь, потушить его она не смогла. Так мы с сестрой остались без крова.
– И никто вас не приютил?
– Нет, мы скитались по подвалам. Что ели, не помню. Через два месяца наши выбили немцев из города. Нас подобрали и определили в детский дом. Фамилию нашу записали со слов Ады – сестры Иволгины, Вера и Ада. Мы долго болели, сначала воспаление легких, потом какая-то инфекция. Я очень тяжело в себя приходила, все бредила, маму вспоминала. Нянечки и воспитатели думали, что я не выкарабкаюсь. Ада тоже сильно переболела. Когда мы встретились, то даже друг друга не узнали. Я так точно, увидев лысую Адку, заплакала.
– А Аде волосы сбрили?
– Да. Тогда всех детей, которых нашли на улице, брили налысо. Я тоже ходила с лысым черепом. А потом закончилась война, приехал наш папа и забрал нас домой.
– А мама?
– Мама, скорей всего, погибла.
– Н-да, – промычала Алина.
– А дальше? – спросила я. – Как сложились ваши судьбы?
– Дальше началась мирная жизнь. Папа нашел хорошую работу и сделал по тем временам неплохую карьеру. Начал с должности прораба, а закончил начальником треста. Мы получили хорошую квартиру. Денег хватало. Каждое лето нас вывозили к морю. Плохо только, что папа так и не женился. За нами ухаживала няня, Клавдия Егоровна. Потом Ада школу закончила и поступила в политехнический институт, хотела быть, как отец, инженером. Но папа так и не увидел ее диплома. Когда Ада была на третьем курсе, а я только готовилась к поступлению в университет, папы не стало. Инсульт. Три дня пролежал в коме, а потом скончался. Адке пришлось уйти с дневного отделения. Она перевелась на заочное и устроилась работать чертежницей в конструкторское бюро. Я поступила в университет и через год вышла замуж за однокурсника Мишу Кружилина. Родился Андрюшенька. Ада очень нам с мужем помогала. Когда Михаилу предложили работу в столице, Ада предложила разменять папину квартиру. Своей семьи Ада так и не создала. Даже не знаю почему. Сначала вроде, когда она в конструкторском бюро при заводе работала, выбирать не из кого было. Ада инженер, а вокруг одни рабочие. Потом, когда ушла с завода, ей уже за тридцать было, а вокруг одни женатые. Вот так и оказалось, что я и Андрюша ее единственные родственники. Она очень спокойную жизнь прожила. Ни с кем не скандалила, ни на кого зла не держала. Просто божий человек.
– Разве так бывает? – удивилась я.
– Вы не верите?
– Я хотела сказать, что уж как-то однообразно вы описываете жизнь сестры. Из дома на работу, с работы домой. Неужели у Ады не было в жизни ничего такого, о чем женщины вспоминают на склоне лет? Ни любви, ни мужчины, ни соперницы, ни подруги-разлучницы? И на работе ровные со всеми отношения? Такого не бывает. Даже если человек безукоризненно чист и честен, найдутся доброжелатели, которые за спиной будут шушукаться и придумывать разные небылицы. Ваша сестра была в молодости весьма эффектной женщиной, – я вертела в руках фотографию сорокалетней давности, на которой была запечатлена Ада Семеновна. Со старого фото на меня смотрела яркая, запоминающаяся женщина: темные вьющиеся волосы, изящно изогнутые брови, чувственный рот. Вот только взгляд портил облик – какой-то тусклый, несчастный. Возможно, в глубине души Ада очень остро переживала свое одиночество: годы идут, а семьи все нет и нет. – Красавица, а не замужем. Неужели у нее не было тайного поклонника? Наверняка рядом с ней работали не только женщины.
– Не понимаю, о чем вы. Ада была честная женщина.
– Да кто же спорит?! Но хоть слухи-то вокруг нее ходили?
– Какие слухи? Я уехала в столицу, когда она работала чертежницей на заводе. Да, там действительно много было мужиков. Отстояв смену на конвейере, они потом шли в пивную. С ними, что ли, Адочке сводить знакомство? Моя сестра натура утонченная. Конечно, на заводе были и итээровцы: начальники отделов, их заместители, главный инженер, главный конструктор, директор, наконец. Всем за сорок и… все женатые. С кем роман заводить? Ада никогда не смогла бы увести из семьи мужа. Да и не слышала я, чтобы Адочке кто-то из них нравился.
– Извините, это я так спросила, – покаялась я.
Но, видно, мои слова задели Веру за живое:
– Вы думаете, я не хотела, чтобы сестра вышла замуж? Еще как хотела! И даже женихов ей подыскивала. В компании приглашала, «случайные» встречи устраивала, – Вера покачала головой. – Все тщетно. Засиделась она в девках. Возраст, когда замуж выскакивают по глупости или, правильнее сказать, по «безумной» любви, миновал, и Ада стала очень придирчива. Тот не очень умен, этот грубый, невоспитанный, еще кто-то книг не читает и так далее. Ни один не пришелся ей по сердцу. На старости лет она мне как-то пожаловалась: «Эх, надо было выходить замуж хоть за первого встречного. Ребенок был бы, внуки… Мысли разные в голову не лезли бы».
– Какие мысли? – ухватилась я за ниточку.
– Какие мысли? А бог его знает! Не сказала она. Я думаю, Адочка очень боялась умереть в одиночестве.
– И от испуга умерла при большом скоплении народа, – не к месту ляпнула Алина.
Вера Семеновна обиженно надулась. Пришлось моей подруге перед ней извиняться. В дверь позвонили. Алина вскочила с дивана:
– Я открою.
