– Можете не ждать. Два дня назад он уже ничего никому не мог принести, – оповестили «полосатые штаны». – В понедельник Ванька почувствовал неприятный запах. Несло из-за двери Кожухова, тогда же мы и узнали – нет больше Глеба. Правильно я говорю, Ванька.
– Кому Ванька, а кому и Иван Петрович, – Иван смерил недовольным взглядом соседа. – Я вообще-то сейчас в отпуске. Всю прошлую неделю теще в деревне картошку сажал, жена осталась, а я вернулся в понедельник утром. Слышу, из комнаты Глеба какой-то падалью несет. Постучал – не отвечает. В окно заглянул – не видно. У бабки Матрены спросил: «Глеба сегодня видела? И чем из его комнаты воняет?» Но Матрене же в обед сто лет стукнет, что она может помнить? Хотя таки вспомнила, что в пятницу тот перебрал маленько. Постучал еще раз – глухо. Дождался, когда придут с работы мужики, мол, так и так, что-то за стенкой не то. Вскрыли замок, а он, в смысле Глеб, уже разлагаться начал. Жара ведь стоит… Вызвали полицию. Менты труп с собой увезли. А мы побежали на почту, родственникам телеграмму отбить.
– Комнату опечатали? – спешно спросила Алина.
– А что там опечатывать? Шкаф, диван и телевизор черно-белый?
– А фотографии?
– Дамочка, там этих фотографий пруд пруди.
– А можно их посмотреть? – осторожно спросила я.
– Это вы у сестры Глеба спросите. Видите, она у стола стоит, колбасу нарезает? Сегодня утром приехала. Хорошая женщина, сердечная. Тело брата в Херсон повезет хоронить, а нам вот стол накрыла, чтоб и мы помянуть соседа смогли.
– А отчего Глеб умер? Его убили?
– Ну не сам же он на ножичек напоролся? – подключился к разговору еще один сосед.
– Его зарезали?
– Да, в пятницу ночью возвращался домой, по дороге его и подрезали. Матрена, старая клуша, видела, как он сгорбленный в барак зашел. Подумала, что пьяный, никому не сказала, наутро вообще забыла и вспомнила лишь тогда, когда Иван Петрович трупный запах почуял.
– Как же так? В бараке столько человек живет? Неужели никто не слышал стоны умирающего человека за стенкой? – не поверила я. – Или Глеб сразу умер?
– Может, и не сразу, но вы зря на нас грешите. Комната у Глеба самая крайняя, в конце коридора. Ближайший сосед, Иван Петрович, в деревне был. Напротив живет алкоголичка запойная, Надька Федотова. Видите, она там, у стола бутылочки от пыли вытирает, как будто ей не все равно из какой посуды водку хлебать. Что она может унюхать, если у нее у самой в комнате такой аромат от самогонной закваски стоит, что ни одна живая тварь не может в нем выжить. Сколько Надька себе в каморку котят ни притаскивала, все как один убегали, чтоб не задохнуться. А один таки задохнулся. Как ее сожитель Колька Сидоров такую вонь терпит? Впрочем, он такой же, как и Надька. Пока они на пару в отрубе лежали, труп котенка парить начал. Кота всего ничего, а вонь неделю из барака не могла выветриться.
– А кто убил Глеба, вы не знаете? – наивно спросила я. – Может, полиция по горячим следам уже нашла убийцу?
– Какие такие горячие следы, если Глеб три дня в своей каморке гнил?
– А что это вообще было? Ограбление? Драка с хулиганьем? Может, не вы – другие слышали, как дрались.
Мужчины на меня посмотрели как на ненормальную.
– Обижаете! Какое хулиганье? Это у вас в центре хулиганы, а нас – рабочая молодежь. Наши парни политесам не обучены, но если их не задирать, то и они ничего плохого не сделают. Это одно, а второе – неужели вы думаете, что наши ребята могли бы руку на своего поднять? Глеб, конечно, ягода другого поля, фотограф, вроде как интеллигент, но жил-то он здесь.
– А Кожухов – старожил?
– Какой там сторожил! Он сам из Херсона, а два года назад его тетка к себе в барак прописала. Барак в следующем году обещали снести, а нам всем квартиры выдать. Когда нам объявили, что скоро нас снесут, Татьяна Кожухова прописала у себя племянника, чтобы впоследствии квартира ему осталась. Своих-то детей у нее нет, замуж она так и не выскочила, а Глеба как родного сына любила.
– А Татьяна эта умерла?
– Почему? Жива, здорова, в Херсон к сестре переселилась.
– Ясно. Нам бы хотелось поговорить с сестрой Глеба. Как ее зовут?
– Тамарой зовут. Только вы уж не мучайте ее долго разговорами, – попросил Иван Петрович. – Тяжело женщине. А завтра ей еще тело забирать из морга. Не позавидуешь… Младший брат, любимец семьи. Да и вообще неплохой был парнишка: тихий, вежливый. Что попросишь – сделает. Жалко парня, жалко.
Мы простились с мужской компанией и прямиком направились к Тамаре. Женщине было на вид лет тридцать с небольшим. На правой руке поблескивало обручальное колечко, других украшений не было. Одежда простенькая, косметики ноль, волосы стянуты черной косынкой.
– Примите наши соболезнования. Мы немного знали Глеба. Хороший был парень. Он бы многого мог достичь.
Тамара подняла на нас заплаканные глаза.
– Спасибо, люди добрые, за то, что так хорошо о Глебушке отзываетесь. А вы моего брата откуда знаете?
– Мы по работе с ним сталкивались, – с ходу соврала Алина. – Мы, собственно, по работе и приехали, не знали, что Глеба убили. Такое несчастье, такое несчастье. Тамара, вы нас извините, может, сейчас не время, но если вы нам не поможете, шеф нам головы оторвет.
– Чем могу вам помочь?
– Глеб снимал в пятницу репортаж с одной вечеринки. Не знаете, где могут быть фото? Или диск, или флэшка…
– Я только сегодня приехала, – напомнила Тамара. – Но, кажется, я знаю, кто вам может помочь. Нина, подойди сюда.
К нам подошла молодая женщина в цветастом переднике. Не прекращая натирать до блеска стакан, она спросила:
– Звали, Тамара Алексеевна? Что-то еще надо сделать?
– Нет, Ниночка. Скажи нам, ты была в комнате, когда полиция личные вещи Глебушки осматривала?
– Да, когда труп нашли и приехала полиция, меня и Ивана Петровича специально пригласили в комнату. Спрашивали, что к чему. Где Глеб работал? Кого фотографировал?
– Кстати, о фотографиях. Вы не помните, был ли в комнате фотоаппарат? Я хочу сказать, есть ли фотоаппарат там сейчас.
– Дисков у него в комнате полно, флэшки маленькие… А вот фотоаппарата там нет.
– Полиция забрала?
– Нет, фотоаппарата я в понедельник уже не видела. Обычно он у Глеба лежал на столе.
– Может, переложил на другое место или спрятал?
– Куда? Комната маленькая: шкаф, диван и стол. Спрятать негде.
– Куда же делся фотоаппарат?
– Не знаю, – пожала плечами Нина и начала вспоминать: – Глеб уходил на работу всегда с сумкой. Знаете, есть такие специальные сумки для фотоаппаратуры? И в пятницу он с ней ушел. Днем он точно не возвращался. Я в пятницу была выходная. Целый день на улице провела: то белье стирала, то его на веревках развешивала. Не приходил Глеб днем домой. Как ночью он вернулся, я не видела. У меня комната в другом конце коридора. До понедельника в комнату Глеба никто не заходил, во всяком случае, посторонних у нас в бараке не было. Так что…