– Она что-то там промямлила, что такой фотокорреспондент у них уже не работает, – равнодушно отмахнулась от меня Алина, но, заметив мой встревоженный взгляд, спросила: – Ты-то чего в спинку сиденья вжалась? Совсем необязательно думать о самом плохом. Кожухов – человек творческой профессии, фотохудожник, запросто мог запить или, не предупредив никого, махнуть на фотосессию на Валдай. Ну а редакция отреагировала на его отсутствие увольнением. Может, и сам рассчитался, а секретарь не в курсе.
– Отчего-то мне кажется, не махнул он на Валдай, – моя правая рука самопроизвольно потянулась к сердцу. Я потерла ладонью ребра, но неприятное ощущение надвигающейся беды не оставило меня.
– Значит, пьяный дома валяется, – оптимистично предположила Алина.
– Кабы так, – пожелала я. – А вдруг нет?..
– Лучше молчи, а то накаркаешь.
Кожухов жил в старом доме барачного типа, примостившемся на окраине города. Типичный двор послевоенных времен: бревна вместо лавочек и сбитый из грубых досок длинный стол для любителей домино. На заднем плане ряд сарайчиков, «удобства» и помойка, смердящая сгнившей капустой.
– Господи, куда мы попали? Что это? Декорация к фильму о послевоенных трудностях?
Выйдя из машины, я огляделась вокруг. Пейзаж удручал. Я-то думала, что жизнь наладилась, люди стали жить лучше. Оказалось, не все.
– Это действительность, Мариночка, – глубокомысленно изрекла Алина. – Это не кино, это самая настоящая жизнь. Здесь живут люди, которым в жизни повезло не так, как, скажем, нам. Въехав в барак шестьдесят лет назад, они так из него и не выбрались. Здесь у них родились дети, а у детей свои дети. И ничего – не тужат. По-моему, даже собираются что-то праздновать.
И правда, к доминошному столу и к приставленному к нему обычному кухонному столу сносилась закуска: маринованные помидоры, огурцы, селедка, колбаса, порезанная крупными кусками. Женщины расставляли посуду, мужчины стояли в сторонке, терпеливо ожидая, когда их позовут есть.
– Что ни говори, а в комуналках тоже есть своя прелесть. Люди живут одной семьей, одними проблемами. Любой сосед придет тебе на помощь, не даст погибнуть, выручит из беды, одолжит последнюю десятку до зарплаты, – Алину вдруг потянуло на барачную романтику. – Вот ты, живя в доме со всеми удобствами, давно так сидела с соседями за общим столом? Никогда не сидела. Потому что у тебя через стенку совершенно другой народ живет, не такой, как этот. Ты даже не всех соседей по имени знаешь. – В ответ я только пожала плечами. Не всех знаю, и что с того? – А что этих людей сближает? Знаешь? Скажешь, сто грамм, выпитых в коллективе? Ничего подобного. Их объединяют старые стены, вековые трещинки в штукатурке, отсутствие водопровода и сортир на ветру. Я хочу спросить, есть ли в нашем волчьем мире справедливость и социальное равенство? Почему кто-то богует и знать ничего не знает о проблемах этих людей? А вот интересно, ты смогла бы хоть на недельку сюда переехать?
Вопрос звучал провокационно, но я все же на него ответила:
– Нет! Ты это хотела услышать? И вообще, Алина, прекрати бить на жалость, не то я сейчас расплачусь. В том, что у меня четырехкомнатная квартира, а эти люди живут в бараке, не я виновата. Я вообще не понимаю, к чему ты завела этот разговор. Ты, между прочим, тоже живешь в четырехкомнатных хоромах, и жилая площадь у тебя побольше моей будет. Так что меняйся, если хочешь, сама.
– Ладно, проехали, – свернула тему Алина. – Идем, спросим, в какой квартире живет Кожухов. Я смотрю, они собираются усаживаться за стол. Сядут – уже не подойдешь: неловко отвлекать людей от веселья своими проблемами.
Алина направилась к входу в барак, рядом с которым стояла группа мужчин. Мужики смолили дешевенькие сигаретки и в ожидании приглашения лениво обменивались пустыми фразами.
– Здравствуйте! – Я приветливо улыбнулась. – Не подскажите, в какой квартире живет Глеб Кожухов?
Последовала странная реакция: несколько мужчин тяжело вздохнули, остальные отвели глаза в сторону накрытого стола. Я проследила их взгляд, но корреспондента не увидела.
– Где же он?
– Глеб? – переспросил сухонький мужичонка в мятом пиджаке и полосатых штанах с пузырями на коленках. – Поминать сейчас начнем.
– Кого поминать? – не поняла Алина.
– Вам Кожухов нужен? Второго дня как в морге, а мы вот тут решили… – постарался объяснить предстоящее застолье уже подвыпивший мужчина.
– Он что, умер?! – ужаснулась я. – Его похоронили?
– Умер. – Все как один собравшиеся кивнули и так же хором ответили: – Но как же хоронить, если тела нет? А помянуть – это святое дело. Как душе-то без помина? – испугано загалдели мужики, словно в нашей власти было запретить им напиться.
– Товарищи! – Алина подняла руку, требуя внимания. – Помянуть соседа – святое дело. Но давайте по порядку. Что случилось с Глебом?
– Кошмар! Кто бы мог подумать….
– Живешь и не знаешь, кто на твою жизнь позарится…
– Звери…
– И, по большому счету, брать у него особо было нечего…
– А я ему «чирик» так и не отдал… Сниться теперь будет…
– Что «чирик»?! Нам теперь придется за него свет оплатить…
– А не знаете, кому комната его достанется?
– Поповым.
– Нет, Барсюкам.
– Почему Барсюкам? У Кукушкиной трое детей.
Они опять загалдели, каждый норовил высказаться.
– Подождите, не все сразу. Вот вы… – Алина в упор посмотрела на мужчину в полосатых штанах. – Вы можете рассказать, когда умер Глеб? И от чего?
– Нет, – пошли на попятный «полосатые штаны». – Пусть лучше Иван расскажет. Он живет через стенку. Он запах учуял, с него и спрос.
– Почему с меня спрос? Я не виноват, что у вас у всех носы только водку могут унюхать, – обиделся Иван, мужчина средних лет, с виду чем-то похожий на Евстигнеева в роли подпольного миллионера Корейко. Такое же худощавое лицо, длинный нос и залысины до самой макушки.
– Никто не обвиняет тебя, Петрович. Просто боимся, что дамочки нас не поймут. А ты с языком в ладах. Кому, как не тебе, рассказывать? – польстили Ивану Петровичу мужики, поддержав «полосатые штаны».
– Всегда я, и только я. С полицией разговаривай – я. С родственниками – я, – пробурчал Петрович. – Вот теперь с этими тоже я.
– Ну не сердись. Видишь, какие симпатичные женщины, Глебом интересуются. Вот похоронят парня, и никто о нем не вспомнит. Пусть хоть сейчас побудет в центре внимания.
– А вот интересно, женщины, вы откуда будете? – полюбопытствовал Иван Петрович и окатил нас подозрительным взглядом.
– Мы? – Алина изобразила на лице удивление, как будто он и впрямь мог знать, кто мы такие. – Мы? Мы из газеты, заказывали Кожухову сделать репортаж об одном городском мероприятии. Он еще два дня назад должен был принести в редакцию фотографии. Его нет и нет, а завтрашний номер должен выйти с фотографиями. Вот мы и приехали… Ждали, ждали…
