Так что в отдельной квартире дедушки я была раза два-три – не больше.
В последний раз – через год после их переезда, когда маму вызвала тетя Женя.
Мы приехали. Дедушка сидел с узелком на кровати.
– Во-во! Гляди! Собрался! – с радостной злостью сказала тетя Женя. – Думает, что его отправляют в больницу. Куда собрался-то, а?
Дедушка как-то задвигался, взял узелок, положил…
– Ладно, ладно, завтра поедем! – сказала тетя Женя. – Пусть думает, что в больницу… Или ты, Рита, к себе его заберешь?
Мама сглотнула.
Тетя Женя совсем развеселилась.
– Он тут вчера кучу наложил, прям посреди коридора… Эй, дед, накладывал кучу? Чего мычишь? Признавайся! А вчера газ открыл. Хорошо, я ненадолго ушла… Ты газ-то чего открыл? (Дедушка зашевелился, что-то пробормотал.) Во-во! Чаю захотелось! Такой торопыга! Не мог подождать, пока я с магазина приду. Следить за ним надо, вот что.
– Мне… Я же целый день на работе… – мама искала, за что бы ухватиться.
Тетя Женя смотрела на маму, нехорошо улыбаясь.
– Так пусть Маринка за дедом убирает! Подумаешь – кучу убрать. Или она до сих пор сама стирать не умеет? А то все я да я…
Мама с испугом взглянула в мою сторону – видимо, ей хотелось спрятать меня от тети Жени:
– Она же… Она же в школе. И после школы…
Тетя Женя следила за мамой с нарастающим удовольствием.
– То-то, в школе!.. А я устала. Все. Больше не могу. Думаешь, просто было устроить отца в интернат? Да еще и в специальный! Знаешь, сколько я справок насобирала! Там хоть за ними следят. Если надо, уколы делают.
– Я буду к тебе приезжать! – мама придвинулась к дедушке и крикнула ему прямо в ухо. – Каждые выходные! Мы с тобой будем видеться даже чаще, чем раньше!
– Ве-ве-ве… – выдавил дедушка.
– Значит, мы с тобой порешили, – сказала тетя Женя маме.
* * *
Тетя Женя была некрасивая. Даже несимпатичная, в отличие от бабушки.
Дедушка женился на ней после того, как его реабилитировали. Тетя Женя как раз приехала из деревни и сразу согласилась – а то ей жить было негде. (Так объясняла мне мама.) Тетя Женя была «простая», без всякого образования. Сначала она уважала и побаивалась дедушку. Но потом с ним случился инсульт. Ну ничего, ничего… Зато их быстро поставили в очередь на квартиру. Тетя Женя ждала-ждала – и наконец дождалась. Вдруг обнаружилось, что у нее есть сын. Тетя Женя ему написала, что теперь у нее квартира…
Мама старалась ездить к дедушке каждые выходные. Иногда она брала с собой брата, а меня не брала. «Надо ехать в ужасную даль. Одна дорога высасывает все силы. Лучше сделай уроки и сходи в магазин. Там тебе нечего делать».
Приходил папа (к этому времени он уже с нами не жил, а жил в служебной квартире при школе).
– Как Соломон Исаакович? – спрашивал папа.
– Мне кажется, он уже мало что понимает, – мама болезненно морщилась. – Спросил меня: «Я в тюрьме?» У него на щеке синяк. Он подрался с соседом. Сосед без спросу залез в его тумбочку и что-то оттуда украл…
Я пыталась представить, как это может быть, как это дедушка «ве-ве-ве», с негнущейся ногой, со слуховым аппаратом? взял и стукнул соседа-вора. Который, сказала мама, тоже едва ходит. Наверное, дедушка схватил палочку…
– Когда Маринка ко мне придет, я передам с ней кальсоны для Соломона Исааковича. Они целые, теплые. Я их почти не носил. И еще брюки отдам. Они тоже целые. Там на колене два пятнышка.
Мама кивала: пятнышки – ерунда. И папа уходил.
– А еще дедушка просит что-нибудь почитать, – говорила мне мама. – То, что ты ему передала («Пиквикский клуб», который я взяла в библиотеке), он читать отказался. Сказал, что уже читал. Сказал, что читал всего Диккенса. Хочет что-нибудь современное.
Это было немного обидно: какое еще «современное»? Разве не мама учила меня выбирать книги в библиотеке? Из всего, что стоит на полке, нужно брать самую потрепанную. Если книга потрепанная, значит, читаная-перечитанная. Верный признак того, что она интересная. «Пиквикский клуб» был «лохматый» и в конце не хватало пары страниц. А дедушка, значит, его читал… Ладно, я все равно собиралась в библиотеку. Это не очень близко. А я иду – такая ответственная, самостоятельная… Мама, конечно, знает, что библиотека детская. Но ведь и там могут встретиться подходящие книжки…
Под Новый год грянул сильный мороз. 30 градусов, если не больше.
– Настоящий мороз, новогодний, – одобрительно сказала мама. – Это лучше, чем слякоть. Это здоровый мороз. Убивает любых микробов… В 41-м году знаешь какие морозы были? Сорокаградусные! Из-за морозов немцы не смогли взять Москву. Они к холодам не привыкли и замерзали, как мухи. А защищать Москву прислали сибиряков. Им-то мороз нипочем. И они отогнали немцев.
Мы – мама, брат и я – встретили Новый год. Утром, второго числа, мороз немного спал, и мама поехала к дедушке.
Вернулась она со странным лицом, как будто его неправильно натянули на пяльцы.
– Дедушка умер, – сказала мама.
Сказала всего один раз. Но мне почему-то кажется, что она говорила и говорила: «умер-умер-умер-умер»…
Умер дедушка.
– Там прорвало трубу отопления. Перед самыми праздниками. И ее два дня не могли починить. Не только дедушка умер…
Я не помню, плакала мама или не плакала. Совершенно не помню.
Помню, что я ничего не могла ей сказать.
Ничего не могла сказать.
* * *
камень язык мой
* * *
На похороны дедушки мама не поехала. Она сказала:
– Это ужасная даль. Дорога высосет все силы… А дедушке… Ему теперь уже все равно…
Вечером тетя Женя позвонила ей по телефону – продиктовала номер участка, где закопали урну.
– Да-да, – мама записала.
Села в кухне на табуретку и стала смотреть на стену.
* * *
Кроме истории о тете Фане – как та не умела беречь свои платья, бабушка пару раз с нескрываемым удовольствием рассказывала о том, как они с маленькой мамой возвращались в Москву из эвакуации.
В отличие от бабушки Веры с папой и дядей Левой бабушку Аню и маму эвакуировали «организованно», в Саратовскую область. Там бабушка работала в школе-интернате для эвакуированных детей. Летом 42-го года Москву уже не бомбили, линия фронта отодвинулась от столицы. И бабушке поручили сопровождать в столицу интернатских мальчишек, возраст которых вот-вот достигнет призывного. Маму, которой тогда было восемь лет, в список командированных, естественно, не включили. Имени мамы не было в проездных документах. Но бабушка все равно решила ее увезти.
Но она с давних пор научилась не доверять судьбе. И не рассчитывала, что патрульный смутится под ее взглядом и скажет: поезжай себе, мать! Я твою дочь не видел. Не видел, что ты везешь неучтенную человеческую единицу…
