Сашка нога за ногу лениво побрел в кабинет, сел за компьютер и тупо уставился в экран. За соседним столом сидела Марина Сухаренко. Она оторвалась от компьютера и с любопытством взглянула на Дрона:
– Решил за ум взяться? Молодец.
Дрон и ухом не повел, продолжая рассматривать введение в дипломную работу.
– Как там она? – тихо спросила Марина. – Как Анна Анатольевна? Ты же знаешь?
Глаза ее наполнились слезами.
– Нормально, – сквозь зубы процедил Сашка.
Марина кивнула:
– Ты держись, Дрон. Мы ведь понимаем. Мы под письмом подписались, я, Семен, Ленка Казакова, Ася Бирман, много еще кто. Ее освободят, вот увидишь.
– Конечно, – Сашка сглотнул комок в горле, мешающий дышать.
Чертово введение! Нужно написать, в чем актуальность его работы, в чем ее новизна. Объект исследования, предмет исследования – муть какая-то! Зачем ему сейчас думать о новизне, когда все мысли о предстоящем свидании! Он должен пробиться на него любой ценой, увидеть Анну, взглянуть ей в глаза. Сказать, что будет ждать ее и дождется. И они заберут Олесю из приюта и все вместе поедут на море! В Таиланд, как отец со своей Лизкой. А деньги Сашка заработает, днем и ночью будет пахать, но деньги достанет.
Сухаренко закончила править работу, закрыла компьютер и ушла, а Дрон все продолжал сидеть над первой страницей, и вместо актуальности и новизны в голове у него были море, и белый песок, и жаркое солнце над головой, и мачты ослепительных яхт, дрейфующих на горизонте…
29
Апелляция и письмо прокурору ушли на следующий день. А еще через день тетку пригласили на свидание с Анной! Дрон отвез ее в следственный изолятор на машине. Перед тем как выехать из дому, она несколько раз измерила давление, напилась таблеток, накапала 30 капель валокордина и была спокойна, как удав после обеда. Дрону это совсем не нравилось: он опасался, что охрана сочтет тетку вполне здоровой и откажется пропустить его в качестве сопровождающего. Однако он недооценил тетю Наташу.
Едва они оказались у КПП, ее затрясло и зашатало, точно былинку. Лоб покрылся испариной, руки ходили ходуном. Молодой охранник с испугом глядел на бледное лицо старухи.
– Сынок, – слабым голосом обратилась к нему тетка. – Нехорошо мне. Пусть парень со мной пройдет. Одна-то упасть могу, уж больно худо.
На бесхитростной юной физиономии парнишки выразилось сомнение. Он куда-то позвонил по рации, описал ситуацию и кивнул:
– Идите.
Дрон, волнуясь и ликуя одновременно, проследовал за теткой в комнату, разделенную стеклянной перегородкой. Они сели с одной стороны, а с другой стороны вскоре возникла Анна. Тетка говорила с ней через трубку, охая, ахая и причитая. А Сашка не отрываясь смотрел на лицо Анны. Обычное лицо, немного бледное, но, возможно, это из-за плохого освещения. Вид у Анны был спокойный и сдержанный, в глазах грусть. Она слушала тетю Наташу, а смотрела на Дрона. Говорила с ним глазами. Так говорила, что он все понимал и слов не нужно было. Потом, когда осталось минуты три до конца свидания, тетка трубку отдала. Дрон вцепился в нее, точно в спасительную соломинку.
– Аня! Как ты?
– Ничего, Саша. Я ничего. Все более или менее. Ты береги тетю Наташу.
– Я берегу. Аня! Я тебя люблю! Я дождусь тебя, обязательно. У нас все будет хорошо.
Она кивнула и быстро вытерла одну-единственную слезинку, повисшую на ресницах.
– Не плачь, – попросил Дрон.
– Кто здесь плачет? – Анна улыбнулась. – Все в порядке. Ты учебу не забрасывай. А то небось сачкуешь без меня…
– Сачкую. – Он тоже улыбнулся, стараясь запомнить ее облик, спокойный, полный достоинства и мужества.
– Время вышло, – сказал охранник и взял трубку из рук Дрона. Поддерживая тетку под руку, он вывел ее в коридор.
– Ох, горе, горе, – бормотала несчастная старуха, едва передвигая ноги. – Что дальше будет?
– Может, дело еще пересмотрят, – постарался утешить ее Дрон, а заодно утешиться и сам.
– Твоими бы устами, – вздохнула тетя Наташа.
Дрон отвез ее домой и поехал снова мучиться с дипломом. В вестибюле колледжа он едва не налетел на Граубе – тот вынырнул точно из-под земли, так что Сашка его не заметил.
– Смотри, куда идешь! – грозно проговорил директор, глядя на него с неприязнью.
– Извините, – буркнул Дрон.
Граубе зашагал по коридору, продолжая прерванный телефонный разговор:
– Да, конечно, подходите, я буду вас ждать…
Сашка кинул ему вслед злобный взгляд и скрылся в кабинете.
В обед его разыскала Светка.
– Совесть у тебя есть? Съездил на свидание и молчит! Ни гугу! Я тут извелась вся, а он сидит себе за компьютером.
– Позвонила бы, в чем проблема? – не слишком вежливо отозвался Сашка.
– Я тебе покажу, в чем проблема! – рассердилась Светка. – До чего ты грубый, Дронов, как только тебя Анна терпит… терпела… – она осеклась и замолчала.
Дрон заметил, как пульсирует на ее виске голубая жилка.
– Все нормально, – произнес он более мягким тоном. – Она сказала, что все неплохо.
– А выглядит как?
– Нормально.
– Да что ты заладил – нормально, нормально! – снова вспылила Светка.
– А как она должна выглядеть, сидя в изоляторе? – не выдержал Сашка.
– Ладно, – Светка взяла себя в руки и миролюбиво хлопнула его по плечу. – Не будем ссориться. Приходи сегодня к нам ужинать. Хочешь?
– Спасибо. Я лучше к тете Наташе. С Олесей поиграю.
– Да ты с ней и так каждый день. Тебе надо отдохнуть, а то вон ты какой злой. Мы с Левой тебя приглашаем. И Михаил Израилевич будет.
Сашка удивился. Чего ради такое сборище? Вроде бы никаких радостных событий не произошло.
– Не знаю, – он пожал плечами. – Не обещаю.
– Ну-ну, – добродушно усмехнулась Светка. Повернулась и пошла к двери. На ходу обернулась и проговорила: – А все-таки приходи.
Посиделки у Светки на деле обернулись советом по поводу стремительно надвигающегося Сашкиного диплома. Хитрая Светка решила таким образом услужить Анне.
– Зачем ее еще больше расстраивать? – говорила она Дрону, подливая ему в чашку чаю и накладывая на тарелку покупной «Наполеон». – Она так хотела, чтобы ты нормально окончил колледж!
– Я стараюсь, – пробурчал Сашка, – делаю, что могу. Не получается.
– Если что, я могу помочь, – неожиданно влез в разговор Михаил Израилевич.
Дрон вылупил на него изумленные глаза:
– Вы?
– Запросто. Я так понял, у вас проблема с тем, чтобы грамотно все изложить на бумаге. Ведь верно?
