– Аня! Анечка! Пора вставать.
Она дернулась и резко села на кровати. Несколько секунд, моргая, осматривалась. Наконец в поле ее зрения попал Дрон.
– Ох… – только и смогла сказать Анна.
Она с ужасом смотрела на завернутого в простыню по пояс Дрона.
– Что мы наделали! Это я во всем виновата.
– Ты жалеешь? – он смотрел на нее такими отчаянными глазами, что у нее сердце стало таять, как шоколадка на батарее.
– Я? Нет… глупый, нет, конечно. Но ты же понимаешь…
– Что я должен понимать? Что я недоучившийся болван, без денег, без работы, без тачки, без своего жилья? А он – крутой и улетный, и о нем мечтают все женщины, особенно такие, как ты? Это я понимаю… – Дрон опустил свою красиво постриженную голову и стал пристально рассматривать узор на простыне.
Анна погладила его по блестящему, как мех, ежику.
– Из всего, что ты сказал, верно только то, что ты болван.
Она улыбалась. Он не видел этого, но улыбку ее чувствовал. Однако глаз упрямо не поднимал.
– Что тогда?
– Саш, ну ты же видишь, в каком я состоянии. Меня сегодня будут судить. Моя честь, моя жизнь под угрозой. У меня ребенок. Я не жалею о том, что было сегодня ночью, но я… я ничего не знаю о своем будущем.
Сашка порывисто обнял Анну за плечи.
– Почему о твоем будущем? Оно наше! Понимаешь, наше! У меня нет никакого своего будущего без тебя. Все, что случится с тобой, случится и со мной. Как-то так…
Анна молчала и смотрела на Дрона пристально и серьезно.
– Ты любишь меня, что ли?
– Люблю. – Он снова опустил глаза. – Знаешь, это еще два года назад началось. Ты в кабинет зашла – и все. Я сначала думал, фигня какая-то. Пройдет. Не прошло. Я жить с тобой хочу! Пойми, я же не просто в койку залезть. С тобой, с Олесей. Я работать буду. К отцу устроюсь, буду деньги зарабатывать.
– О господи, да сдались мне твои деньги. – Анна покачала головой. – Сашка, милый мой, хороший, давай не сейчас об этом. Что случилось, то случилось. И это было классно. А теперь надо собираться. Скоро тетка приедет.
Дрон кивнул и слез с дивана. Они одевались молча, не глядя друг на друга. Молча по очереди ходили в душ, молча убирали каждый свою постель. Дрон сдул оказавшийся без надобности матрас, сложил его в ящик комода. Анна ушла будить Олесю, и Дрон хозяйничал на кухне, сооружая нехитрый завтрак: яичница, тосты, чай. Олеся, румяная со сна, в смешной пижамке с зайчатами, заглянула в кухню, увидела Дрона и, радостно визжа, кинулась к нему на шею.
– Саша пришел! Так рано?
Дрон хмыкнул, посадил Олесю на стол и продолжал свои хлопоты. Олеся сидела на столешнице и весело болтала ногами. Вошла Анна, свежая после душа, будто и не было бессонной ночи. Ничего в ее лице не выдавало тревоги или страха. Дрон в который раз восхитился ее самообладанием и силой. Вот это баба! Не каждый мужик так сможет.
– Это еще что? – отругала она Олесю. – А ну слезай!
– Это меня Саша посадил, – наябедничала та и хитро глянула на Дрона.
– Ох уж этот Саша, – тихо пробормотала Анна, и в голосе у нее Дрон расслышал нежность.
У него сразу стало легко на сердце, так тепло и хорошо, что захотелось самому запрыгнуть на стол и там станцевать что-нибудь забойное.
Едва они успели позавтракать, раздался звонок в дверь. Приехала тетка. Олеся, воспринявшая ее приезд и отсутствие сада как своеобразный праздник, с визгами носилась по комнатам, обнимая то Анну, то тетку, то Дрона.
Тетя Наташа окинула Сашку цепким взглядом, отвела Анну в сторонку.
– Это, что ли, твой Дмитрий?
Вид у нее был недоверчивый и настороженный.
– Нет, тетечка, это Саша. Мой студент.
– Он что, ночевал у тебя? – тетка нахмурилась.
– Да, – с вызовом сказала Анна.
– Понятно, – проговорила тетка и больше ни слова не произнесла. – Собирайтесь, вам пора уже, а то опоздаете.
– Спасибо, теть Наташенька. – Анна чмокнула ее в щеку и поспешила в прихожую.
Дрон уже стоял там, полностью готовый. Через пять минут они вышли из квартиры.
Ехали в суд так же молча. Анна за рулем, Сашка пассажиром. Но оба чувствовали сильное единение, почти родство, когда и слова не нужны, и даже глядеть друг на дружку не обязательно, а понимаешь человека и чувствуешь его нутром.
Так и доехали до здания суда. Припарковали машину, зашли вовнутрь. Навстречу сразу же вышел Михаил Израилевич. Вид у него был невероятно официальный и даже парадный – черный костюм, ослепительно-белая крахмальная рубашка, дорогой галстук. Ботинки его слепили зеркальным блеском, и Дрон с сомнением окинул взглядом свои видавшие виды, хоть и фирменные, кроссовки.
– Ну вот и вы! – проговорил Лившиц, потирая руки.
Анна заметила, что он волнуется.
– Свидетели пришли? – спросила она.
– Да, все здесь. Светочка с Левой пошли кофе пить из автомата. Ребятки сидят около зала заседаний, их будут по очереди вызывать. Там с ними и ваша преподавательница, забыл, как зовут.
– Инна Михайловна Зеленина.
– Точно, она. Ну что, идем?
– Да, пора.
Они втроем подошли к залу заседаний. Внутрь еще не пускали. К Анне навстречу со скамейки поднялась Зеленина:
– Ни пуха ни пера, девочка. Все будет хорошо.
Анна молча и благодарно кивнула. Сзади кто-то обнял ее и затормошил. Это оказалась Светка.
– Как ты?
– Нормально, – сказала Анна.
Рядом со Светкой возник Лева.
– Аня, держи хвост пистолетом.
– Автоматом, – тихо фыркнул Дрон.
Его начали бесить эти бесконечные слова поддержки – лучше бы уж молчали, а так Анне постоянно нужно отвечать, благодарить, тратить свои силы. Он чувствовал эти ее силы, как свои собственные, – ощущал, как иссякает запас ее стойкости.
Дверь наконец открыли и пригласили всех войти. Анна села на скамейку рядом с Михаилом Израилевичем и словно провалилась в четвертое измерение. Происходящее казалось ей нереальным, фантастически выдуманным. Она на скамье подсудимых! Она, дочь Анатолия Акулова, человека, которого все считали образцом порядочности и честности! Хорошо, что он сейчас не здесь, не видит ее на этом позорном месте, не слышит, что про нее говорят…
В зал вошли родители Жарко. Они прошли мимо смолкших рядов и уселись впереди. Отец уткнулся в телефон, а мать уставилась на Анну иступленным взглядом. Анна отвела глаза. И это тоже придется выдержать.
Зал постепенно заполнялся. Пришел Граубе, затем чуть позже Дроздов. Наконец появились прокурор и судья, обе женщины, примерно одинаковых лет, слегка за сорок. Анна смотрела на рассаживающихся по местам присяжных и думала только одно – скорей бы. Скорей бы все началось…
