– Ты хочешь сказать, – у Ника перехватило дыхание, – эта молния…
Отец кивнул, продолжая поглаживать кошку.
– Лера – твоя половинка. Вы не встретились, и все пошло не так.
– А ты можешь попросить изменить прошлое? – Ник вспомнил свой сон, в котором он встретил Леру у библиотеки. – Чтобы мы встретились с ней?
Отец покачал головой:
– Увы, прошлое не изменить. Но ты можешь начать все сначала. Заново родиться.
– Как это – заново?
– Выбери себе новое тело. Я договорюсь.
– И забыть Леру? Нет, – Ник резко мотнул головой. – Я хочу вернуться к ней.
– Это уже не от тебя зависит, – отец с грустью посмотрел на него.
– А от кого?
– Ты можешь вернуться, только если тебя там ждут.
Внезапно небо над головой темнеет, гремит гром. Ник запрокидывает голову и видит, как прямо над ним сгущаются тучи.
– Что это? Пап?
Он поворачивается к отцу, но тот исчез вместе со своей кошкой. А Ник остается совсем один, и прямо над его головой ослепительно сверкает молния.
Глава 25
Когда Лера приехала в больницу рано утром, у палаты Ника уже сидела его мать.
– Здравствуйте, – тихо окликнула Лера. – Как Ник?
– Без изменений. Его осматривает врач, – безжизненно откликнулась Ирина Васильевна.
Что-то в ее лице встревожило Леру, и только несколько мгновений спустя она поняла – глаза. Синяя радужка как будто выцвела от переживаний, сделавшись совсем серой.
Из палаты вышел лечащий врач, и они обе с надеждой подались к нему. Мужчина хмуро покачал головой.
– К нему можно? – одновременно с мамой Ника спросила Лера и осеклась.
– Кто-то один, – разрешил врач.
Лера отступила к стене. У матери больше прав видеть сына, чем у нее.
Ирина Васильевна уже взялась за ручку палаты, но замешкалась и обернулась:
– Иди ты.
– Вы уверены?
– Если он и захочет вернуться, то к тебе. – В потухших глазах мелькнула синяя искра надежды. – Не ко мне.
Мама Ника посторонилась, и Лера вошла в палату.
Кажется, за ночь Ник еще больше осунулся. Лицо совсем бледное, как неживое. Лера берет его руку, но он ничего не чувствует.
– Где ты, Ник? – На глаза наворачиваются слезы, а сердце сжимается в груди.
Аппараты, к которым присоединен Ник, тоненько пиликают, и этот звук действует на нервы – как будто бездушные машины отсчитывают мгновения жизни Ника.
– Мне жаль, что мы не встретились раньше. – Лера гладит его руку, но он не откликается, и девушку охватывает отчаяние, а глаза застилают слезы. – Возвращайся, Ник. Ты нужен здесь, на земле.
Лера с надеждой вглядывается в неподвижное лицо, и ее душат слезы. Все кончено. Ника больше нет.
Его рука такая ледяная, что обжигает.
Лера пожимает ее на прощание. Поднимается со стула и гладит Ника по щекам, чувствуя колкость его щетины. Она не может его поцеловать – изо рта торчит трубка. И просто касается губами щеки.
А затем происходит сразу два удивительных события. За окном, в серых дождливых сумерках, ярко мелькает молния. И Ник открывает глаза. А затем его рука ловит руку Леры. И Лера снова плачет – уже от счастья.
– Вы точно не хотите остаться? – настаивает психиатр Прозоров. – Лучше бы вам побыть под наблюдением.
В полдень у постели Ника собрался целый консилиум – тут и медбрат, и лечащий врач, и хорошенькая медсестра Женечка, которая не может сдержать счастливой улыбки.
– Я прекрасно себя чувствую, – твердо отвечает Ник, сидя на койке.
– Никит, может, все-таки останешься на денек? – уговаривает мать.
Она вне себя от радости, что сын пришел в себя, но еще переживает о его здоровье.
– Мам, ты же слышала. Я здоров! – отвечает Ник и нетерпеливо спрашивает у лечащего врача: – Где подписать?
Тот передает ему бланк с отказом от госпитализации, и Ник ставит свою подпись. У врачей нет причин задерживать его. Физически он не пострадал, и сомнений в его психическом здоровье у медиков нет. Как и у мамы Ника – она ворвалась в палату, когда Ник уже очнулся, задала сыну пару вопросов, на которые знал ответы только он, и убедилась, что он полностью вменяем.
– Я свободен? – Ник быстро зашнуровывает кроссовки и спрыгивает с койки.
– Лучше вам не делать резких движений и поберечь себя, – советует врач.
Но Ник его не слушает. Он выходит из палаты, и Лера, ждущая в коридоре, вскакивает ему навстречу. Ник берет ее за руку:
– Пойдем?
Лера кивает, и они быстро идут по коридору. Уборщица баба Рая выходит из подсобки с полным ведром, и они чуть не сбивают ее с ног.
– Куды прешь? – ругается баба Рая.
– Простите! – извиняются хором Лера и Ник, не разжимая рук.
– А, шандарахнутые! – узнает баба Рая, и ее выцветшие голубые глаза зажигаются любопытным блеском. – Это же вас молния стукнула?
– Нас, – так же хором отвечают Лера с Ником.
– Что, теперь так и ходите? – усмехается уборщица. – Не можете друг от друга отлепиться?
– Не можем, – отвечает за них обоих Ник.
– Ну так и идите отсюда! Нечего тут полы топтать!
Баба Рая тычет шваброй им под ноги, и Лера с Ником торопятся на выход.
А уборщица останавливается и бормочет им вслед:
– Стало быть, сработало. Вот и славно!
Это ж сколько ниточек пришлось переплести, сколько сил задействовать, чтобы те двое оказались на той самой остановке…
– Что славно? – спрашивает мама Ника, подходя ближе.
– Ходют тут всякие, работать мешают! – ворчит баба Рая, тыча шваброй ей под ноги.
Ирина Васильевна уходит, а баба Рая поправляет передник. Главный умник свое дело знает. Хотя еще и тот шутник! Но людям о том знать не надобно. Придет время – узнают. А пока у нее в больнице куча дел, за которые с нее потом спросят там, наверху. Пора начинать обход. Баба Рая толкает дверь палаты и входит с ведром внутрь, ворчливо объявляя:
– Уборка!
Белая, как простыня на больничной койке, худенькая девушка хлюпает носом и отворачивается к стене.
– Чего сырость разводишь? – ругается баба Рая, орудуя шваброй. – Всю палату вон залила.
– Мне вчера онкологию поставили, – всхлипывает девушка.
– Диагноз еще не повод выбирать памятник! – твердо заявляет баба Рая.
– Вы думаете? – Девушка робко улыбается сквозь слезы.
