Он огляделся по сторонам в недоумении. Последнее, что он помнил, – как они с Лерой бежали по парку под дождем. А затем ураганом повалило старый кряжистый дуб. Ник успел вытолкнуть Леру, а потом его придавило к земле тяжелой кроной, и он потерял сознание.
Тогда где же он сейчас? Место, в котором он очнулся, ничем не напоминало тот парк. Хотя вот дуб – похожий на тот самый, как брат-близнец. Только то дерево вырвало с корнем. Ник помнил, как корни вспарывали мокрую землю и Лера споткнулась об один из них. А этот дуб целехонек, еще добрую сотню лет простоит. Ник коснулся рукой ствола и ощутил шероховатую кору, нагретую на солнце. Задержал взгляд на широкой ладони с коротко стриженными ногтями – он успел отвыкнуть от собственного тела, и оно вызывало удивление. Теперь носить розовый маникюр придется Лере. При мысли об этом Ник не сдержал смешок.
– Лера! – громче позвал он и закружил вокруг дуба. Ему не терпелось увидеть девушку и убедиться, что она в порядке.
Дуб стоял на краю макового поля, но вокруг никого не было. Куда же она делась?
Ник нащупал в кармане джинсов мобильный – он был Лерин. Значит, его телефон остался у нее в сумочке, когда они поменялись телами. Ник хотел набрать ее, но связи не было. Что это вообще за место такое?
Ни домов, ни людей, ни ветерка, ни птичьих трелей. Как будто он очутился внутри картины Лериной мамы – с тем самым маковым полем. Вот только самой Леры тут нет. Нику сделалось не по себе, и он закричал изо всех сил:
– Лера-а-а-а!
И его услышали. Откуда-то из маков на поле вынырнула кошка – рыжая с белым.
– Привет! Ты откуда? – удивился Ник.
Кошка махнула пушистым хвостом, словно приглашая за собой, и потрусила обратно через маковое поле.
– Идти за тобой? Ладно.
Ник зашагал за кошкой, боясь потерять ее из виду. Она довела его до края поля и вдруг пропала. Ник закрутил головой, недоумевая, куда она могла деться.
– Привет, Ник! – раздался за спиной знакомый голос.
Ник резко обернулся. Перед ним стоял высокий мужчина в вязаном свитере под горло и джинсах. Таким он его запомнил восемь лет назад, когда видел в последний раз.
– Отец? – пораженно выдохнул Ник.
Ник неподвижно лежит в палате реанимации, куда Леру приводит психиатр. Его глаза закрыты, на лбу – ссадина, заклеенная пластырем. Изо рта торчит трубка – он подключен к аппарату вентиляции легких.
– Что с ним? – глухо спрашивает Лера.
Так странно видеть перед собой лицо, которое за последние шесть дней она привыкла видеть в зеркале.
– Он в коме.
– У него сильные травмы?
– В том-то и дело, что нет. – Прозоров выглядит озадаченным. – Физически он не пострадал.
– Тогда почему он не приходит в себя?
– Вы сейчас за него волнуетесь или за себя?
Внезапный вопрос психиатра ставит Леру в тупик, но секунду спустя она понимает – это очередная проверка. Если Прозоров думает, что Лера считает своим тело Ника, его вопрос вполне понятен. Но он не знает о том, что Лера вернулась.
– Ник – мой парень, – вырывается у нее. – Конечно, я за него волнуюсь.
Под ее взглядом психиатр отводит глаза. Смотрит на неподвижно лежащего Ника.
– Кома – понятие малоизученное. Он может прийти в себя в любой момент. А может не прийти никогда.
Лера вздрагивает. Наверное, если бы ей в сердце всадили нож, это было бы не так больно, как услышать слово «никогда». Все эти дни она мечтала скорей избавиться от Ника и больше никогда его не видеть. Но сейчас при мысли об этом у нее темнеет в глазах.
– Что с вами? Вы побледнели. – Прозоров подхватывает ее за плечи и сажает на стул у постели Ника. – Я позову медсестру.
– Не надо. Можно я побуду с ним?
Психиатр кивает:
– Я буду в коридоре.
Он выходит из палаты, оставляя Леру с Ником наедине.
Лера нащупывает руку парня – холодную и неподвижную. Он как будто уже не в этом мире.
– Пожалуйста, вернись, – шепчет Лера. – Слышишь, Ник?
Она с надеждой вглядывается в его лицо, но оно остается неподвижным. Ник ее не слышит.
Лера не знает, сколько проходит минут или лет, когда психиатр возвращается в палату и окликает ее:
– Пора, Лера.
– Я могу остаться с ним?
– Уже поздно. Вы сможете навестить его завтра.
Она бросает прощальный взгляд на Ника и выходит, оставляя на полу палаты свое разбитое вдребезги сердце.
Психиатр приводит ее обратно в палату и начинает расспрашивать, пытаясь подловить. Но ему это не удается. На все вопросы Лера отвечает уверенно, в женском роде, вспоминает события из прошлого, рассказывает о своей жизни. Прозоров вздыхает и достает смартфон:
– А как вы можете объяснить эту запись?
Он включает ролик, и Лера видит свой разговор с Ником в парке. Кто-то тайком заснял их и выложил видео в Сеть. Со стороны они выглядят сумасшедшими. Неудивительно, что за ними выехала психиатричка! И если мама Ника видела запись, на которой ее сын называет своим именем девушку, это объясняет, почему она вступила в сговор с психиатрами.
Ролик заканчивается, и Прозоров ждет. От ее ответа сейчас зависит, выпустят ли ее отсюда или запрут в психушку. И если это случится, она даже не сможет навестить Ника в коме. Поэтому мозг быстро придумывает правдоподобное объяснение.
– Это психологический эксперимент.
– И какой же? – Психиатр смотрит с недоверием.
– Его смысл – представить себя на месте другого, – на ходу сочиняет Лера. – Мы с Ником поссорились. Это уже не в первый раз, когда мы не понимали друг друга. И тогда мы решили притвориться, что я – это он, а он – это я. Он говорил за меня, а я за него.
Психиатр выглядит озадаченным.
– И кто же это предложил?
– Я уже не помню, – осторожно отвечает Лера. Вдруг Ник очнется без нее, и Прозоров сможет его подловить. Вот почему ей обязательно надо быть рядом! – Это была шутка. Игра. Понимаете?
– Вы очень убедительно играли, – психиатр недоверчиво склоняет голову набок.
– Послушайте, – горячится Лера, – но это же смешно! Неужели вы правда думаете, что мы сошли с ума и поверили, что нас поменяли телами? Такое только в кино бывает!
– А зачем вы тогда убегали от нас?
– Ник побежал, и я побежала, – она пожимает плечами. – Это было весело.
– А что это было в парке? Когда вы размахивали руками у дерева и пытались привлечь молнию?
– Ну вы и выдумщик! Мы просто дурачились! Разве это запрещено?
Мужчина хмурится, и Лера понимает, что ее уверенный тон пробил броню недоверия.
