138 Я припоминаю одного больного, которого представили мне как жертву чрезвычайно выраженного комплекса матери и кастрации. Несмотря на психоанализ, преодолеть комплекс так и не удалось. Без всякого намека с моей стороны мужчина подготовил несколько рисунков, в которых мать изображалась сначала как сверхчеловеческое существо, а затем – как жалкая фигура с кровавыми увечьями. Особенно поражало то, что мать очевидно подверглась кастрации, ибо перед ее окровавленными гениталиями лежали отрезанные мужские половые органы. Рисунки явно представляли собой убывающий климакс: мать – божественный гермафродит, который в дальнейшем, в результате восприятия сыном действительности и последующего разочарования в ней, лишился своего андрогинного, платоновского совершенства и превратился в жалкую старуху. Таким образом, мать с самого начала, с раннего детства сына, была ассимилирована в архетипическую идею сизигии, или конъюнкции мужского и женского; по этой причине она казалась совершенством и сверхчеловеком
[82]. Последнее качество неизменно присуще архетипу; оно объясняет, почему архетип кажется странным, будто не принадлежащим сознанию, и почему при идентификации с ним он часто вызывает опустошающее изменение личности, обычно в форме мегаломании или ее противоположности.
139 Разочарование сына в действительности совершило над гермафродитической матерью акт кастрации: это был так называемый комплекс кастрации. Пациент упал со своего Олимпа детства и более уже не был сыном-героем божественной матери. Его так называемый страх кастрации был страхом перед настоящей жизнью, которая не соответствовала детским ожиданиям и повсеместно была лишена того мифологического смысла, о котором он еще смутно помнил. Его бытие было – в самом что ни на есть подлинном смысле слова – «безбожно». А это означало – хотя он этого и не осознавал – тяжелую утрату надежды и энергии. Он сам себе казался «кастрированным», что является весьма правдоподобным невротическим заблуждением – настолько правдоподобным, что оно даже трансформировалось в теорию невроза.
140 Поскольку люди всегда боялись утратить связь с инстинктивной, архетипической стадией сознания, с давних пор укоренился обычай давать новорожденному, в дополнение к собственным биологическим родителям, еще и двух крестных – «крестного отца» и «крестную мать», которые должны отвечать за духовное благополучие своего крестника. Они представляют собой божественную пару, которая возникает при рождении, иллюстрируя таким образом мотив «двойного рождения»
[83].
141 Образ анимы, придающий матери сверхчеловеческий блеск в глазах сына, постепенно тускнеет под действием повседневности и погружается обратно в бессознательное, однако не лишаясь при этом своего исходного напряжения и инстинктивности. Он готов вырваться наружу и спроецироваться при первом удобном случае – в тот момент, когда женщина производит впечатление чего-то необыкновенного. В результате мы имеем опыт Гёте с фрау фон Штейн и его последствиями в фигурах Миньоны и Гретхен. В случае Гретхен, как известно, Гёте показал нам лежащую в основе «метафизику». Любовная жизнь обнаруживает психологию этого архетипа в форме либо безграничного очарования, завышенной оценки и страстного влечения, либо мизогинии со всеми ее градациями и вариациями, которые никоим образом нельзя объяснить истинной природой соответствующего «объекта», а только переносом материнского комплекса. Этот комплекс, однако, был вызван, во-первых, ассимиляцией матери (нормальное и повсеместное явление само по себе) в предсуществующую, женскую часть архетипической «мужеско-женской» совокупности противоположностей, а во-вторых, аномально затянувшимся отделением от первичного образа матери. В действительности никто не способен выдержать полной утраты архетипов. Когда это происходит, возникает ужасное «недовольство нашей культурой», в которой никто более не чувствует себя как дома, ибо «отец» и «мать» отсутствуют. Каждый знает, насколько предусмотрительна в данном отношении религия. К сожалению, однако, очень многие задаются вопросом об «истинности» этих положений, тогда как на самом деле это вопрос психологической потребности. Рационалистическим объяснением здесь ничего не достигнуть.
142 В случае проекции анима всегда имеет женскую форму с определенными характеристиками. Эта эмпирическая находка ни в коем случае не означает, что так сформирован архетип как таковой. Мужеско-женская сизигия – лишь одна из возможных пар противоположностей, хотя, конечно, самая важная в практике и самая распространенная. Она обладает многочисленными связями с другими парами, которые не обнаруживают половые различия, а потому могут быть отнесены к половой категории только с натяжкой. В частности, эти связи с их многоаспектными оттенками значения обнаруживаются в кундалини-йоге
[84], в гностицизме
[85] и прежде всего в алхимической философии
[86], не говоря уже о спонтанных продуктах фантазии, наблюдаемых у страдающих неврозами и психозами. Если тщательно изучить все эти данные, напрашивается вывод, что архетип в спокойном, непроецированном состоянии не имеет никакой точно определяемой формы, но как таковой представляет собой некую структуру, которая может принимать определенные формы только в проекции.
