Вдохни солнечные лучи, вдохни три раза, как можно глубже, и ощутишь ты, как воспаряешь в небесные выси… И узришь ты путь богов, что идут сквозь диск солнца – нашего Бога, отца всего сущего. И узришь ты трубку, что спускается от солнечного диска вниз и рождает благостный ветер. В сторону западных областей дует бесконечный восточный ветер. Если же возобладает другой ветер, в сторону восточных областей, то и видение твое обернется в ту сторону
[55].
106 Очевидно, автор стремился дать возможность читателю пережить видение, которое посетило его самого, или, по крайней мере, в которое он искренне верил. Читатель должен был приобщиться к внутреннему религиозному опыту либо автора, либо – что кажется более вероятным – одного из тех мистических обществ, о которых повествует Филон Иудейский. Бог-огонь или бог-солнце, о котором здесь идет речь, – фигура, имеющая многочисленные исторические параллели, в частности, с фигурой Христа в Откровении Иоанна Богослова. Таким образом, это «représentation collective», как и прочие ритуальные действия, например подражание голосам животных и так далее. Видение заключено в религиозный контекст явно экстатической природы и описывает разновидность посвящения в мистическое переживания Божества.
107 Наш пациент был лет на десять старше меня. В своей мегаломании он мнил себя Господом Богом и Христом в одном лице. Его отношение ко мне было покровительственное; я нравился ему, вероятно, потому, что был единственным человеком, проявляющим интерес к его невразумительным идеям. Его бред преимущественно носил религиозный характер; когда он попросил меня посмотреть на солнце и покачать головой, он, очевидно, хотел поделиться своим видением. Он играл роль мистика, а я был неофитом. Он ощущал себя солнечным божеством, порождающим ветер качанием головы. О ритуальной трансформации в Божество свидетельствует Апулей в «Мистериях Исиды» (апофеоз Гелиоса). По своему значению «благостный ветер», вероятно, аналогичен творящей пневме, которая проистекает из бога-солнца и, наполняя душу, делает ее плодородной. Связь солнца и ветра часто встречается в древней символике.
108 Далее необходимо показать, что это не просто совпадение. Другими словами, мы должны убедиться, что идея ветряной трубки, связанной с Богом или солнцем, существует независимо от этих двух свидетельств и встречается в другие времена и в других местах. Так, на некоторых средневековых картинах изображено оплодотворение Девы Марии с помощью трубки (или шланга), спускающейся с престола Божьего. По ней вниз слетает голубь или младенец Христос. Голубь представляет собой оплодотворяющий агент, ветер Святого Духа.
109 Вне всякого сомнения, пациент ничего не мог знать о греческом папирусе, опубликованном четыре года спустя; кроме того, крайне маловероятно, что его видение имело отношение к средневековым представлениям о Непорочном Зачатии, даже если каким-то невероятным образом ему и довелось видеть такие картины. Больному был поставлен диагноз в двадцать лет с небольшим. Он никогда не путешествовал. А в художественной галерее Цюриха, города, где он родился и вырос, таких картин нет.
110 Я привел этот случай не с целью доказать, что это видение представляет собой архетип, а с целью продемонстрировать читателю мой метод в самой простой его форме. Если бы мы постоянно сталкивались с подобными случаями, задача исследователя была бы относительно проста, однако в реальности поиск доказательств сопряжен с гораздо бо́льшими трудностями. Во-первых, определенные символы необходимо четко выделить с тем, чтобы иметь возможность рассматривать их как типичные явления, а не случайность. Этого можно добиться посредством анализа серий сновидений (скажем, нескольких сотен), с целью выявления в них типичных фигур и последующего наблюдения за их развитием. Аналогичный метод применим и к продуктам активного воображения. Таким образом мы можем установить динамику или модуляции одной и той же фигуры. Можно выбрать любую фигуру, которая в ряде сновидений или видений ведет себя как архетип. Если имеющийся материал достаточно обширен, мы, вероятно, обнаружим интересные факты о трансформациях, которым подвергся рассматриваемый тип. Не только сам тип, но и его варианты могут найти подтверждение в данных сравнительной мифологии и этнологии. В другой своей работе
[56] я подробно описал этот метод, а также привел необходимый клинический материал.
III. Об архетипах с особым вниманием к понятию анимы
[57]
111 Хотя современный человек, по всей видимости, искренне верит, будто неэмпирический подход к психологии давно в прошлом, его общее отношение к этой науке остается по большей части таким же, каким было прежде, когда психология отождествлялась с некой теорией о психическом. Дабы научный мир уяснил, что психология – это область опыта, а не философская теория, потребовалась радикальная революция в методологии, инициаторами которой выступили Фехнер
[58] и Вундт
[59]. Разумеется, для усиливающегося материализма конца XIX столетия не имело ровным счетом никакого значения, что «экспериментальная психология»
[60], которой мы обязаны многими ценными описаниями, актуальными и сегодня, существовала и ранее. Достаточно упомянуть «Провидицу из Префорста»
[61] доктора Юстинуса Кернера (1846). Сторонники нового научного метода предали анафеме все «романтические» описания в психологии. Преувеличенные ожидания в отношении этой экспериментальной лабораторной науки отразились в фехнеровской «Психофизике». Сегодня ее результаты принимают форму «психологических тестов» и общего сдвига научной позиции в сторону феноменологии.
112 Тем не менее нельзя утверждать, что феноменологическая точка зрения имела значительный успех. Теория по-прежнему играет слишком большую роль и до сих пор не включена в феноменологию, как следовало бы. Даже Фрейд, чья эмпирическая установка не подлежит сомнению, увязал свою теорию как sine qua non со своим методом, как будто психические явления имеют смысл только в том случае, если рассматривать их под определенным углом. Тем не менее именно Фрейд расчистил путь для исследований сложных явлений (преимущественно в области неврозов) – впрочем, лишь в той мере, в которой это позволяли базовые физиологические постулаты. В результате сложилось впечатление, будто психология является чуть ли не ответвлением физиологии инстинктов. Материализм того времени (почти 50 лет назад) приветствовал подобное ограничение; в значительной степени это относится и к сегодняшнему дню, несмотря на изменившиеся взгляды на мир. Это дает нам не только преимущество «узко очерченной сферы деятельности», но и отличный предлог не задумываться о том, что происходит вокруг.
