192 (527). Познание Бога без познания своего ничтожества приводит к гордыне.
Познание своего ничтожества без познания Бога приводит к отчаянию.
Познание И. Х. посредничает между ними, ибо в нем мы находим и Бога, и свое ничтожество.
XV. Переход
193 (98). Предубеждение сбивает с пути.
Как огорчительно, что люди помышляют только о средствах, а не о цели. Каждый думает, как быть достойным своего сословия, но выбирает для нас сословие и родину жребий.
Как жаль, что столько турок, еретиков, неверующих держатся образа мыслей своих отцов единственно потому, что каждому внушали предубеждение, будто такой образ мыслей – наилучший; и точно так же определяется для каждого его ремесло жестянщика, солдата и т. д.
Вот почему дикарям нечего делать в Провансе.
194 (208). Почему положен такой предел моим познаниям, моему росту, сроку моей жизни – 100 лет, а не 1000? Какие были у природы причины назначить мне именно такой предел и выбрать эту, а не другую точку в бесконечности, если у выбора нет оснований и ни одна точка не предпочтительнее другой?
195 (37). (Обо всем понемногу.) Поскольку нельзя достичь универсальности, познав все, что можно знать обо всем, нужно знать обо всем понемногу; лучше знать что-то обо всем, чем знать все о чем-то. Подобная универсальность лучше всего. Если бы можно было обладать обеими, было бы еще лучше; но коль скоро нужно выбирать, следует выбрать такую. Свет это знает и так и делает, ведь свет зачастую судит верно.
196 (86). (Мое воображение заставляет меня ненавидеть жабу и того, кто чавкает во время еды. Воображение – большая сила. Что же из этого следует? Что мы подчинимся этой силе, поскольку она естественна? Нет, что мы будем ей сопротивляться.)
197 (163). (Нет лучшего доказательства суетности людской, чем причины и следствия любви, – ведь от них меняется Вселенная. Нос Клеопатры.)
198 (693). 4. 5. Когда я вижу слепоту и ничтожество человеческие, когда смотрю на немую Вселенную и на человека, покинутого во мраке на самого себя и словно заблудившегося в этом уголке Вселенной, не зная, кто его сюда поместил, зачем он сюда пришел, что с ним станет после смерти, и неспособного все это узнать, – я пугаюсь, как тот, кого спящим привезли на пустынный, ужасный остров и кто просыпается там в растерянности и без средства оттуда выбраться. И потому меня поражает, как это люди не впадают в отчаяние от такого несчастного удела. Я вижу вокруг других людей с той же участью. Я спрашиваю их, не осведомлены ли они лучше, чем я. Они мне отвечают, что нет; и тут же эти несчастные безумцы, оглянувшись вокруг и заметив что-нибудь тешащее воображение, предаются этому предмету душой и привязываются к нему. Что до меня – я не мог предаваться таким вещам; и рассудив, насколько более вероятно, что существует нечто и кроме того, что я вижу вокруг, я стал искать, не оставил ли Бог какого-либо свидетельства о Себе.
Передо мною множество религий, спорящих друг с другом, но одинаково ложных, кроме одной. Каждая желает, чтобы ей верили ради ее могущества, и угрожает неверным. На таких основаниях я им не верю. Это может говорить каждый. Каждый может объявить себя пророком; но я вижу христианство и его исполнение пророчества, что не каждый может сделать.
199 (72). 4. Несоразмерность человека.
9. – (Вот куда нас ведут познания, данные природными нашими способностями.
Если они не истинны, значит, нет вовсе истины в человеке, а если истинны, человек находит в них важные основания смирять гордыню и принужден уничижаться тем или иным способом.
А поскольку он не может существовать без веры в их истинность, я желал бы, чтобы прежде чем пускаться в более глубокие изыскания о природе, он задумался бы о ней однажды серьезно и не торопясь, а также взглянул бы на самого себя – и тогда судил бы, соразмерен ли он с ней, сравнивши эти два предмета.)
Итак, пусть человек объемлет взором всю природу в ее высоком и совершенном величии, пусть он отведет взгляд от низких предметов, его окружающих. Пусть посмотрит на это ослепительное сияние, зажженное, словно негаснущий светильник, чтобы озарять Вселенную; пусть земля представится ему крохотной точкой рядом с тем огромным кругом, который описывает это светило, и пусть он подивится тому, что сам этот огромный круг есть лишь малая точка в сравнении с тем, что замыкают светила, катящиеся по небосводу. Но если наш взгляд здесь остановится, пусть наше воображение идет дальше, оно скорее устанет работать, чем природа – поставлять ему пищу. Весь видимый мир есть лишь незаметная морщинка на обширном лоне природы. Никакие понятия не могут к ней приблизиться; напрасно мы тужимся послать наши представления за пределы воображаемых пространств, мы порождаем лишь атомы в сравнении с действительностью вещей. Это бесконечная сфера, центр которой везде, окружность – нигде. Самое важное из наглядных проявлений всемогущества Божия в том и состоит, что наше воображение теряется при этой мысли.
А теперь, обратившись к себе, пусть человек подумает, что он есть рядом с сущим, пусть взглянет на себя в растерянности и пусть из этой маленькой норки, где он обитает, – я имею в виду Вселенную, – он научится назначать истинную цену земле, царствам, городам, домам и самому себе.
Что такое человек для бесконечности?
Но чтобы представить себе другое, столь же поразительное чудо, пусть он поищет среди вещей ему известных самые крошечные, пусть муравей со своим маленьким тельцем заставит подумать о несравненно меньших его членах, о лапках с суставами, о венах в его лапках, о крови в его венах, о гуморах в этой крови, о капельках в этих гуморах, пара́х в этих капельках; пусть, расщепляя и дальше такие вещи, он истощит все свои силы на представление об этом, и пусть тот последний предмет, до которого он дойдет, и станет теперь предметом нашего рассуждения. Быть может, он подумает, что это и есть самая малая вещь в природе.
Я хочу показать ему здесь другую бездну. Я хочу нарисовать ему не только видимую Вселенную, но и бескрайность природы, которую можно вообразить внутри этого мельчайшего атома; пусть он увидит там бесконечное множество миров, у каждого из которых есть свой небосвод, свои планеты, своя земля, на этой земле свои живые существа, и наконец свои муравьи, в которых он обнаружит то же, что и в видимых глазу; и вот когда он станет обнаруживать там все то же самое, без конца и остановки, пусть у него голова пойдет кругом от таких чудес, столь же поразительных своей малостью, как другие своей огромностью. Ведь кто не изумился бы, что наше тело, которое только что не было заметно во Вселенной, а она и сама незаметна в лоне всего сущего, теперь стало колоссом, целым миром, вернее, всем по сравнению с той малостью, куда нельзя проникнуть. Кто задумается над этим, тот устрашится самого себя, и, сознавая себя заключенным в той величине, которую определила ему природа между двумя безднами – бесконечностью и ничтожностью, – он станет трепетать при виде этих чудес; и я полагаю, что его любопытство сменится изумлением, и он будет больше расположен безмолвно их созерцать, чем горделиво исследовать.
