- Послушайте, не стану скрывать, в вашей рукописи есть кое-что небезынтересное и даже определенный стиль, но (следуют пространные рассуждения о пишущих людях вообще и о тяжкой доле издателя в частности)… При нынешнем положении вещей мы не имеем возможности, по причинам, надеюсь, вполне вам понятным, опубликовать ваши рассказы. Однако я намерен пристально следить за вашей дальнейшей работой и обещаю с большим вниманием читать все ваши новые произведения. Вот.
Вот.
Сукин сын.
Я так и села. Разумеется, я и так сидела, но другого слова не подобрать.
Он встает (величаво и непринужденно), идет ко мне, хочет пожать мне руку… Не встретив никакой ответной реакции, хочет подать мне руку… Не встретив никакой ответной реакции, хочет взять меня за руку… Не встретив никакой…
- Что с вами? Полноте… не надо унывать, это, скажу вам, большая редкость, если первую же рукопись принимают к печати. Я, знаете ли, верю в вас. Я чувствую: нам с вами еще предстоят большие дела.
Более того, скажу вам по секрету, я очень на вас рассчитываю.
Не гони колесницу, Бен-Гур. Ты что, не видишь - меня заклинило?
- Послушайте, мне очень жаль. Не знаю, что со мной, но я не могу встать. Просто нет сил. Ужасно глупо.
- С вами часто такое бывает?
- Нет, в первый раз. - Болит что-нибудь?
- Нет. То есть да, немного, но дело не в этом.
- Попробуйте пошевелить пальцами.
- Не получается.
- Вы уверены???
- Ну… да.
Мы долго смотрим друг на друга, будто играем в «кто кого переглядит».
- (Нервно.) Вы это нарочно?
- (Очень нервно.) Конечно, нет, скажете тоже!
- Может, позвать врача?
- Нет-нет, не стоит, сейчас пройдет.
- Я асе понимаю, но дело в том, что у меня сегодня еще встречи… Вам нельзя здесь оставаться.
- …
- Попытайтесь еще раз…
- Никак.
- Да что же это такое?
- Понятия не имею… Откуда я могу знать?… Может, приступ артроза, а может, следствие сильного потрясения.
- А если я скажу: «Ладно, уговорили, я вас опубликую»… вы встанете?
- Ну, конечно, нет. За кого вы меня принимаете? Я что, похожа на дуру?
- Нет, вы не поняли… если я правда вас опубликую?
- Во-первых, я вам не поверю… Послушайте, я вовсе не пытаюсь вас разжалобить, я парализована, вы в состоянии понять разницу?
- (Потирая лицо изящными руками.) Ну почему это случилось именно со мной?… Господи…
- …
- (Поглядывая на часы.) Послушайте, надо что-то делать, мне нужен мой кабинет…
И вот он выталкивает меня в коридор, как калеку в инвалидном кресле, с той лишь разницей, что у моего кресла нет колес, и, надо думать, для него эта разница оказывается весьма существенной… Я всегда любила хорошо покушать.
Так тебе и надо, дружище. Так и надо.
* * *
- А теперь хотите кофе?
- Да. С удовольствием. Очень мило с вашей стороны. - Может быть, все-таки позвать врача?
- Нет, нет. Спасибо. Само пройдет.
- Вы слишком напряжены,
- Я знаю.
Не было никакой розовой бумажки-памятки на телефоне секретарши. Она была мила со мной просто потому, что она вообще милая девушка.
Пожалуй, все не так уж и плохо.
В самом деле, не часто выпадает случай несколько часов подряд смотреть на такую девушку, как она.
Мне нравится ее голос.
Время от времени она кивает мне, чтобы я не чувствовала себя брошенной.
А потом замолкли компьютеры, включились автоответчики, погасли лампы, и офис опустел.
Сотрудники уходили один за другим, и все думали, что я сижу, потому что мне назначено. Ха-ха!
Наконец и Синяя Борода покинул свое логово, отсыревшее от слез графоманов.
- Вы все еще здесь??!
- …
- Ну и что прикажете с вами делать?
- Не знаю.
- Зато я знаю. Я вызову «скорую» или службу спасения, и через пять минут духу вашего здесь не будет! Не собираетесь же вы, в самом деле, тут заночевать?
- Пожалуйста, не надо никого вызывать… Сейчас отпустит, я чувствую…
- Рад за вас, но я должен запереть дверь, это вы можете понять?
- Вынесите меня на улицу.
Понятное дело, он не сам меня выносил, позвал курьеров. Два рослых красивых парня в татуировках сыграли роль носильщиков для моего портшеза.
Они взялись с обеих сторон за подлокотники и в два счета снесли меня вниз.
Ну до чего же славные ребята.
Мой несостоявшийся издатель, этот образчик деликатности, который рассчитывает на меня в будущем, галантно раскланялся со мной на прощание.
Удаляясь, он несколько раз оборачивался и качал головой, словно пытался проснуться от дурного сна: видно, так до конца и не поверил в мой паралич.
По крайней мере, ему будет что рассказать за ужином.
Кто останется доволен, так это его жена. Сегодня ей не придется выслушивать жалобы на кризис в издательском деле.
* * *
Мне наконец стало хорошо.
Я смотрела, как официанты в ресторане напротив суетятся над накрахмаленными скатертями; они были безукоризненны (как стиль моих рассказов, думала я, посмеиваясь), особенно один, за которым я пристально наблюдала. Типичный «френч гарсон-де-кафе», из тех, что вызывают расстройство гормональной системы у толстых американок, облаченных в «Reebok».
Я с удовольствием выкурила сигаретку, далеко выдыхая дым и наблюдая за прохожими.
Это было почти счастье (если не считать счетчика автостоянки по соседству, от которого несло собачьей мочой).
Сколько времени я просидела так, переваривая свое фиаско?
Не знаю.
Ресторан постепенно заполнился, и я видела, как парочки за столиками на террасе смеются, попивая розовое вино.
И я невольно подумала:
…может быть, в другой жизни мой издатель пригласил бы меня сюда пообедать - «здесь нам будет удобнее», - и рассмешил бы меня, и угостил вином получше, чем это «Кото-де-Прованс»… и упрашивал поскорее закончить роман, «на удивление зрелый для женщины вашего возраста», а потом под ручку проводил бы к стоянке такси. Он даже приударил бы за мной немножко…
…в другой жизни наверняка так и было бы.
