Родители Иззи обмениваются непонимающими взглядами, но виной тому – вовсе не сказанное дочерью. Папа отодвигает подальше сеть.
– По-моему, она пахнет какой-то дрянью.
Мама кивает:
– Точно, дохлой рыбой или чем-то в этом роде.
Иззи наплевать, чем там пахнет сеть, но и она не может не заметить, что в комнате появляется какой-то противный запах. Впрочем, она все еще пытается объяснить:
– Этот опоссум – мой друг. Мы дружим. Я его уже видела, в окно. А утром проснулась, а он спит в мягких игрушках.
Папа делает медленный вдох (будто собирается нырнуть в подводный туннель), потом такой же долгий выдох и говорит:
– Диких зверей нельзя держать в доме. У них блохи и клещи. Они разносят бешенство. Ну напялила эта пакость на себя что-то, ну и что? Да хоть бы на пианино играла, какая разница…
Вмешивается мама:
– Вот было бы интересно, если бы играла. Мы бы тогда сняли видео, выложили в интернет, и…
Папа смотрит на маму:
– Звери не умеют играть на пианино.
Иззи отчего-то уверена, что музыкальными способностями ее опоссум не обладает. Да и не хочется ей признаваться, что единственным известным ей на данный момент талантом зверушки является умение устроить настоящий кавардак.
Случившееся в ванной доказывает, что ее новый дружок – гость ужасно обременительный. Поэтому она молчит.
Коломбо выставляют в коридор, и он нетерпеливо скулит, но не так, будто что-то выпрашивает. Горячее желание собаки запустить зубы не в красный мячик, а во что-нибудь живое возвращает родителей Иззи к действительности.
Папа пристраивает сетку к корзине для белья и говорит жене с дочерью:
– Отойдите назад. Я медленно подниму корзинку, опоссум побежит…
Тут уж вмешивается Иззи:
– А вдруг не побежит? Пожалуйста, будь поосторожнее. Он же так напуган.
Папа медленно приподнимает край корзинки.
Они ждут.
Еще немного ждут.
Ничего не происходит.
Наконец Иззи говорит:
– Ну вот, не побежал.
Папа поднимает корзину целиком, вместе с корзиной поднимается сеть, и вот он, опоссум, – у всех на виду.
Лежит на спине, глаза закрыты, лапы окоченели и застыли в воздухе.
– Она умерла! Зверушка умерла! – восклицает Иззи.
Сердце у нее разрывается. Она рыдает.
Папа пытается что-то объяснить, но начинает заикаться:
– М-мелкие животные могут умереть от с-страха. От разрыва сердца.
По лицу Иззи текут слезы. Она не может поверить, что зверушка умерла. Но в комнате стоит отчетливый запах смерти. Больше всего похоже на вонь закисшей воды в вазе с цветами, только еще противнее.
Папа обнимает Иззи за плечи, а мама держится подальше. Коломбо все громче скулит за дверью. Сквозь слезы Иззи выговаривает:
– Я хочу ее похоронить.
– Конечно, милая, – говорит мама. – Найдем коробочку посимпатичнее, а закопать можно в саду.
Но Иззи безутешна.
– Нельзя в саду – Коломбо все разроет. Даже если очень глубоко закопать.
Нетерпеливое поскуливание в коридоре подтверждает ее слова: чтобы добраться до добычи, пес будет рыть хоть до центра земли.
Мама кивает:
– Верно. Тогда найдем местечко перед домом. Может, на розовой клумбе? Там будут цвести розы, и в них останется частичка зверька.
Иззи этим не утешить. Она наклоняется над опоссумом и сквозь слезы говорит дрожащим голосом:
– Прости нас! Мы не хотели тебя пугать!
У родителей Иззи вдруг становится очень виноватый вид. Мама откладывает молоток и прислоняет метлу к стене.
– У меня в шкафу есть коробка от обуви. А в гостиной, в ящике – папиросная бумага. Розовая такая, симпатичная.
– А я пойду уберу это в гараж, – говорит папа, сворачивая старую рыболовную сеть дяди Рэнди.
Иззи с мамой лезут в стенной шкаф. Мама подсовывает Иззи коробку от кроссовок, но Иззи требует блестящую черную коробку, в которой мама хранит любимые туфли на высоком каблуке. Иззи возвращается к себе, берет опоссума и бережно опускает на ложе из шуршащей папиросной бумаги. Как ни странно, зверек еще теплый на ощупь.
Родители стоят под дверью и ждут. Кажется, им очень хочется поскорее убрать опоссума из дому и отправить в яму, которую уже успел выкопать папа (так поспешно, что у него разболелась спина, как он говорит, между четвертым и пятым позвонками). Видимо, родители хотят, чтобы это «недоразумение» (так они шепотом называют случившееся) закончилось как можно скорее.
Мама спрашивает:
– Хочешь, папа снимет с опоссума плащик? Он же от мишки. И шляпку можно снять, и ботинок.
Иззи отрицательно мотает головой. Мама неуверенно улыбается:
– Ну ладно. И правда не стоит. Только не трогай зверька руками, ладно?
Иззи перестает всхлипывать и просит:
– Можно я побуду со зверушкой наедине? Чтобы попрощаться…
Родители переглядываются, но ничего не говорят, подумав, кивают и выходят из комнаты. Иззи смотрит на опоссума. Протягивает руку к коробке, касается зверька и говорит:
– Прости нас.
Но в следующий миг происходит нечто невероятное!
Маленькая лапка вдруг хватает Иззи за палец – получается вроде крепкого рукопожатия. Иззи уже готова закричать, но вовремя успевает сдержаться.
Зверушка не умерла!
Зверушка жива!
Иззи внимательно присматривается к голубому медвежьему плащику. Плащик едва заметно ходит вверх-вниз. Как же она раньше не заметила? Зверушка дышит. Девочка не сводит взгляда с роскошной обувной коробки и видит, как опоссум медленно открывает глаза. Он смотрит прямо на Иззи. На мордочке его читается нечто вроде облегчения. Зверушка открывает рот и улыбается.
Улыбка решает все.
Иззи принимается действовать.
Она быстро вытаскивает опоссума из обувной коробки и бежит к комоду. Открывает верхний ящик – там лежат мягкие хлопковые футболки. Девочка устраивает в них зверушку (надеясь, что ей будет удобно) и закрывает ящик. Затем Иззи бежит в ванную, хватает из мусорного ведра бутылочку из-под шампуня и наполняет ее водой до середины. Взвешивает в руке и подливает еще сантиметра два. Вот, теперь лучше.
