– Зато ни один народ в мире не умеет страдать такой благородной тоской, как мы! – продолжил свои возражения личный секретарь Лядова и, не давая оппоненту вставить слова, обернулся к американке. – Мисс Атвуд, вы любите пряники?
(Алихан не без удивления отметил, что экран секретаря при этом слегка порозовел.)
– О нет! Я предпочитаю обходиться без мучного. Оно вредно не только для фигуры, но и для организма в целом.
– А как вы относитесь к кнуту? – невозмутимо внешне, но волнуясь, если верить приборам, внутренне, спросил Шумилин.
– Мне очень жаль, – вздернула свой упрямый подбородочек американка, – но это уже мое личное интимное дело!
– Миль пардон, – сказал Лядов и, наклонившись к своему секретарю, наставительно шепнул: – Кирилл Мефодьевич, голубчик, извинитесь перед девушкой, неудобно как-то…
– За что, Семен Аверьянович? – удивился Шумилин.
– А вот я обожаю мучное! – бросила с вызовом телезвездочка. – Правда, мне, конечно, легче, на моей фигуре это никак не сказывается. – И, обернувшись к Кульчицкому, интимно ткнула его локтем. – Верно, котик?
– Я лицо заинтересованное, – уклонился от ответа котик и, воспользовавшись оказией – переменой блюд, к которой приступили официанты, – слегка отстранился от своей дамы.
– Уж чего-чего, – заметил Туров, наливая себе полный фужер водки, – а вредных привычек у нас, русских, предостаточно. Пожалуй, у нас не найдется ни одной национальной привычки или традиции, от которой нам не стоило бы отказаться. – И, сверкнув очками в сторону Эббота, неожиданно спросил: – Не так ли, Стэн?
– Увы, – встрепенулся плейбой, и экран его пошел желтоватыми полосами неприятных воспоминаний, – как мне ни жаль, но вынужден с вами согласиться, Майкл. Никаких твердых устоев, если, конечно, не считать таковыми потакание своим сиюминутным прихотям, в чем большинство россиян, боюсь, проявляют просто удивительную твердость. Рад оговориться, что к южноморцам это печальное наблюдение относиться в наименьшей степени…
– Благодарю, мистер Эббот! – расцвел улыбкой мэр. – Мы, южноморцы, не лезем на рожон, много работаем, неплохо зарабатываем, стараемся жить в свое удовольствие и не мешать другим делать то же…
– И это вы называете «не лезть на рожон»? – ужаснулся Туров. – Окститесь, Аркадий Иваныч! Не лезть на рожон в России – значит жить не лучше других. А что делаем мы? Испотворяемся в прагматизме, в самом чуждом для русского духа учении. Потому что нерусский не тот, кто не православный, а тот, кто прагматик. Потому что прагматизм глубже всех ранит русскую душу своей полной и окончательной бессмыслицей. Насаждение на разгульных просторах России англо-саксонского трезвомыслия, или, научно выражаясь, образа жизни аналогичного беззаветному функционированию на благо кредитной карточке как единственного показателя праведно проживаемой жизни, чревато сознательной реакцией народа на бессознательный протест своей души. То есть все тем же русским бунтом…
– Сударь, – вскинулся Шумилин, краем ока ловя реакцию мисс Атвуд, – по-моему, вы кликушествуете!
Туров выудил из ботвиньи (которую не позволил унести официанту при смене блюд) кусочек стерляди, опрокинул в себя фужер водки, зажевал и лишь после этого удостоил Шумилина ответа.
– Кликушество так же свойственно человеку, как и идолопоклонство. Разве не кликушествовал Христос, расписывая скрежет зубовный во тьме внешней? Разве не тем же занимались Карлейл, Торо, Толстой, Иоанн Кронштадтский?.. Хотя должен вас огорчить, я в данном случае даже не предостерегаю, я всего лишь слегка забегаю вперед. Южноморск – бельмо на глазу соседей. Спросите у любого жителя Сочи, Анапы, Новороссийска, не говорю уже об обитателях Казачьего Тына, Тамани и Темрюка, – никто слова доброго об Южноморске не скажет. Мы, по их твердому убеждению, не по чину берем, вконец зажрались, заврались, зазнались. Их давно уже томит дикая жажда извести под корень допущенную властями, небом ли – безразлично, – несправедливость. Они нутром чуют: высшая правда на их стороне. Их моральный кодекс учит: лучше вместе бедовать, чем порознь благоденствовать. Потому как благоденствовать не у всех получается. И у тех, у кого не получается, возникают законные претензии: да чем я хуже? почему им везет, а мне нет? Судьба несправедлива. Случай коррумпирован. И как же тем, кому повезло благоденствовать, не совестно это делать, пользуясь явной несправедливостью судьбы, когда рядом с ними мучаются от недоумения, зависти и обиды их соотечественники, их ближние, их братья?! Как же вам, ребята, не ай-яй-яй нагло процветать в непредназначенной для этого райского процесса стране! Ну а дальше как заведено: бунт, смута, разбитые горшки, жир в душе и в мыслях срамота… Фу! – И Туров с новыми силами налег на ботвинью, предварительно приняв на грудь еще один полный фужер ледяной водки.
– Ясно, – вдруг подал голос упорно помалкивавший до того Угорский. – Теперь ясно, почему наш город наводнен иностранными корреспондентами. Понятно, чего они дожидаются… А я-то грешным делом вообразил, что это связано с освящением собора, с приездом вице-премьера…
– Какой же ты, Эричка, у меня наивный! – всплеснула ухоженными ручками зампрокурорская супруга. Алихан с интересом отметил ядовито-зеленую тональность этого внутрисемейного жеста.
– И особенно много американских телевизионщиков, – заметил Шумилин.
– Ой, у них такая классная техника! – не удержалась от восторгов телезвездочка. – Они так стильно работают! Куда там нашим лапотникам…
– Их присутствие – залог того, что если что-нибудь, не дай Бог, случится, весь мир узнает об этом истинную правду, – изрекла Светлана Борисовна и, мельком взглянув на супруга, добавила: – Ведь американские журналисты, как я слышала, весьма объективны и беспристрастны…
– Югославы тоже об этом слышали, – бросил Шумилин.
Некоторые из присутствующих сконфуженно хихикнули.
– Но они прибыли в Южноморск совсем по другому поводу! – воскликнула мисс Атвуд. – Один знакомый журналист признался мистеру Эбботу, что это связано с каким-то масштабным выступлением наркоманов. То ли парад like the Legalize Street Party
[85], то ли фестиваль, не правда ли Стэн?
– Он, помнится, говорил о каком-то «дне наркомана», – подтвердил Стэн.
– Это не моя идея, это все Майкл, – перевел мэр стрелки на своего биографа.
– Всего-навсего благотворительная акция, – объяснил Туров. – Господь нашей цивилизации заповедал нам помогать страждущим и обездоленным. Кто скажет, что наркоманы не относятся к их числу? Гонения на наркоманов и наркотики напоминают преследования первых христиан в Римской империи. Известно, чем это кончилось…
– Ваша аналогия, Майкл, мне кажется надуманной, – заявил Эббот, вдруг утратив всякую толерантность во взоре, в тоне и в наклоне головы. – Наркотики – это бич современного мира. Это зло, относительно которого двух мнений быть не может!
