– А для меня в самый раз, – хмыкаю я, не прекращая жевать.
Кажется, я могла бы есть целый день без перерыва. Мой желудок превращается в бездонную бочку, когда дело доходит до чего-то вкусненького. Тем более когда это не замороженные полуфабрикаты из магазина или мясной рулет отца, после которого чувствуешь себя так, будто кто-то засунул в тебя камень.
– Я хотела бы есть вот так каждый день до конца моей жизни, – говорю я.
Застонав, Дикси откладывает недоеденное на край подноса.
– Может, однажды мы найдем хорошую работу и разбогатеем, – бормочет она, – и тогда мы сможем летать по всему миру первым классом и попробуем настоящую итальянскую пиццу.
Я вздрагиваю. Дикси никогда раньше не говорила «мы», когда дело касалось нас. Может, она сказала это всего лишь под влиянием момента? Кто знает? Мне хочется верить, что это короткое «мы» всегда молчаливо пряталось где-то в глубине ее сердца.
Конечно, денег отца вряд ли хватило бы на кругосветное путешествие, но для меня это не имеет никакого значения. Все, о чем я мечтаю, – порвать с прошлой жизнью без чьей-либо помощи. Все, чего я хочу, – обрести настоящий дом. Теплый, уютный, безопасный. Дом, в котором меня не будут ждать плохие сюрпризы. Дом, в котором я смогу быть собой, какой бы я ни была.
Романтическая комедия оказывается такой дурацкой, что комната то и дело оглашается смехом. Все, даже долгожданный поцелуй героев, не вызывает ничего, кроме смеха. Где-то на середине фильма еда все-таки одерживает над нами верх, и мы сдаемся. Собрав все остатки на поднос, мы выносим его за дверь, где его должна забрать уборщица. Когда на экране появляются титры, я замечаю, что за окном вовсю льет дождь. Огни ночного города мерцают и переливаются, отражаясь в каплях на стекле.
Мой желудок до отказа забит едой, голова – мечтами о будущем, где нас с Дикси ждет еще не одно путешествие вместе. Здесь и сейчас, рядом с Дикси, которая так искренне верит, что однажды все наладится, я чувствую такое счастье, какое не могла себе и вообразить.
15
Когда я думаю о том, кто мог бы помочь нам, если все выйдет из-под контроля, в голову приходит только один человек – дядя Иван. Я никогда не смогла бы представить нашу жизнь без него. Конечно, назвать его самым надежным человеком на свете сложно: как и любой взрослый в нашей с Дикси жизни, он имел привычку появляться и исчезать, когда ему вздумается. С той лишь разницей, что дядя неизменно возвращался.
Иногда мама вспоминала детство и рассказывала нам бесконечные истории о том, как они с братом не раз попадали в переплет и чудом выкручивались. Проделывали они это так искусно, что их вечно пропадающая на работе мама даже не догадывалась о том, что творится за ее спиной. Что бы ни случилось, мама и дядя Иван всегда стояли горой друг за друга. Наверное, именно поэтому мама так злилась, когда мы с Дикси в очередной раз ругались из-за какой-то мелочи:
– Девочки, не ссорьтесь. Вы должны быть лучшими друзьями. У вас никогда не будет никого ближе и надежнее друг друга. Однажды вы поймете, что у вас нет ничего дороже семьи, как поняли мы с Иваном.
Раньше мама часами висела на телефоне, болтая с ним. Жаль, что это продлилось недолго. Со временем звонков становилось все меньше и меньше – до тех пор, пока телефон не замолчал окончательно. Дядя встретил свою любовь, переехал в Айдахо и женился. Приглашения на свадьбу мы так и не дождались. Он приехал всего один раз – в тот вечер, когда мама выгоняла загулявшего отца из дому. Это был последний раз, когда я видела дядю Ивана. Говорят, у него уже есть ребенок! Мой двоюродный брат. Я понятия не имею, что случилось между мамой и дядей. Радовало только одно: она явно на него не злилась. В мою голову много раз приходила мысль позвонить ему, но, когда я спрашивала у мамы его номер, она отвечала коротко и односложно:
– Оставь дядю Ивана в покое. Он наладил свою жизнь.
Она говорила это с таким выражением, словно наше присутствие может мгновенно превратить чудесную новую жизнь дяди в кромешный ад. Звучало это настолько убедительно, что я покорно оставила надежду с ним связаться.
Второй человек, на которого я могла бы положиться в трудную минуту, была Роксана, мамина бывшая лучшая подруга. Они познакомились на одной из подработок, и с тех пор мама болтала с ней каждый божий день. Роксана частенько заглядывала к нам в гости, и мама рассказывала ей абсолютно все – о зависимости папы и его новых подружках, о том, как он никак не может найти работу. Казалось, для них в принципе не существовало запретных тем. Все эти вечера начинались и заканчивались одинаково: мама жаловалась, подруга ее жалела, а потом они вместе накачивались какой-нибудь дурью. Время от времени Роксана посматривала на нас с Дикси и улыбалась, иногда даже играла с нами. Я не раз видела, как она одергивала маму во время разговора, напоминая о том, что не все темы стоит обсуждать при нас.
– Потише, Адри, они же могут услышать! – шипела Роксана, кивая в нашу сторону. Волосы, затянутые в тугой конский хвост, ударяли по ее плечам, вторя каждому ее движению.
Каждый год в годовщину смерти Курта Кобейна мама и Роксана собирались у нас, чтобы почтить память своего кумира. Дома весь день звучали песни из их любимого альбома Nirvana «Nevermind», который вышел в год, когда мама и Роксана еще были пятнадцатилетними девчонками. Я помню эти маленькие праздники как сейчас: свет свечей, озарявший комнату тусклым желтоватым светом, голос Курта, звучащий из колонок, мама и Роксана с коктейлями в руках. Иногда к ним присоединялся отец. Как-то раз, когда мама ушла на кухню за льдом, папа воспользовался моментом и стал танцевать с Роксаной под «Lithium». Мы с Дикси восторженно прыгали вокруг них. В какой-то момент его рука скользнула вниз, прямо на ее бедро. Наклонившись к Роксане, папа что-то быстро прошептал ей в ухо. Мама зашла в комнату как раз в то мгновение, когда Роксана резко оттолкнула от себя отца:
– Не смей больше вешать мне на уши эту лапшу, Расе! Тем более перед девочками, придурок.
Отвернувшись от папы, она взяла меня за руки и закружила по комнате. Хмыкнув, отец потянулся за сигаретами и вышел покурить.
– Ты еще не дошла до ручки, Адри? – спросила Роксана маму между песнями.
Взяв ладони Роксаны в свои, мама начала покачиваться в такт песне «Polly» и тихо ответила:
– Не будет об этом сегодня. Это наша ночь. Только ты, я и Курт.
Позже они с Роксаной решили завязать. Они начали ходить на встречи общества анонимных алкоголиков и наркоманов, звонили друг другу, когда тяга становилась невыносимой. По завершении каждого трезвого месяца они заказывали пиццу и садились смотреть любимые фильмы. Обычно это был какой-нибудь с Джулией Робертс или очередной фильм о Терминаторе. В такие вечера они пили колу и объедались шоколадом до одури.
Помнится, однажды, когда я еще была в пятом классе, я сильно простудилась. Мама не придала этому значения, решив, что мы можем обойтись без помощи врача, и моя простуда превратилась в ангину, а позже болезнь добралась и до моих почек. У меня в жизни так не болела спина, как в те дни. К несчастью, именно тогда мой отец решил в очередной раз уйти. Мама постоянно торчала на работе и не могла заботиться обо мне. Роксана была единственной, кто пришел мне на помощь. Забрав меня к себе домой на несколько дней, она лично занялась моим лечением. Я до сих пор помню горячую ванну, наполненную запахом эвкалипта и лаванды, и Роксану, сидящую рядом и читающую мне вслух то книгу, то какую-нибудь глупую журнальную статью, автор которой мог несколько страниц рассказывать о том, как отрастить челку, не уничтожив свой имидж. Роксана каждый день заставляла меня сидеть в горячей воде до тех пор, пока она не остывала. Роксана читала мне, надеясь, что это отвлечет меня от чудовищной боли в пояснице.
