– Вы сами попросили меня не переживать за них слишком сильно. Я пытаюсь.
– Что ж, вообще-то я сказал, что в идеале не ты должна волноваться за маму, а она за тебя. Но я прекрасно понимаю, что это проще сказать, чем сделать. Особенно в случае с Дикси, – улыбается Бергстром. – И я вижу, что ты все равно беспокоишься за них, Джем.
Ничего не ответив, я бросаю быстрый взгляд на часы.
– Мне нужно идти. Сегодня утром мой автобус опоздал, и теперь меня ждут на отработке.
– Ну хорошо, – кивнув, психолог откидывается на спинку стула. – Планировать новую встречу с тобой я не буду. Приходи сама, в любое время. Я всегда рад тебя видеть.
Наши сеансы всегда заканчивались этой короткой, простой, но такой теплой фразой. Он всегда рад меня видеть. И я знаю, что это действительно так.
К моему возвращению домой на город успевают опуститься сумерки. Из-за того что я была на отработке, я пропустила свой автобус и пришлось идти пешком. Холод, тьма и сырость Сиэтла ложатся на плечи одеялом, которое, кажется, весит целую тонну. Сейчас уже март, так что погода скоро улучшится и дни станут длиннее, нужно только подождать.
Из-за того что пришлось идти пешком, я лишилась своей послеобеденной сигареты на любимой скамье в парке. Сигарета всегда была моим тайным способом отвлечься и отдохнуть на пути домой. Без нее все идет наперекосяк.
Ворота, стоящие на страже нашего многоквартирного дома, приоткрываются, пропуская меня внутрь. Расклеенные по всему подъезду объявления настойчиво призывают местных жителей тщательно закрывать ворота, угрожая уже случавшимися здесь «криминальными инцидентами». Несмотря на это, большую часть времени ворота по-прежнему остаются гостеприимно открытыми. Передо мной темный коридор, ведущий к лестничной клетке. Коридор, который всегда пугал меня до чертиков. Прикрыв за собой ворота, я проверяю замок. Затем зачем-то проверяю его снова, игнорируя внутренний голос, убеждающий меня в том, что все в порядке. Сделав всего несколько шагов по коридору, я резко разворачиваюсь и возвращаюсь, чтобы еще раз все проверить. И только после этого, предусмотрительно сжав в руке перцовый баллончик, я поднимаюсь на три лестничных пролета и захожу в квартиру.
Дикси уже дома. Разбросав по полу свои тетради с домашней работой, девочка устроилась перед телевизором – сэндвич в одной руке, телефон в другой. Я видела ее в школе утром, и она уже успела переодеться: вместо джинсов и толстовки на ней красуются коротенькие шорты, натянутые поверх колготок, и зеленая футболка с глубоким вырезом. Как обычно, это она выглядит как старшая сестра, а не я.
Услышав шаги, Дикси вскидывает голову:
– Ты что, действительно украла деньги у новичков?
Я решаю не спрашивать, откуда она об этом узнала.
– Не украла, а заняла.
– А зачем нужно было говорить, что я твоя сестра?
– Вообще-то, ты и есть моя сестра.
– Спасибо, что опозорила меня, Джем.
– Не благодари.
Поднявшись в спальню, я кладу рюкзак на подушку, повернув его лямками к стене. Ключи занимают привычное место на картонной коробке, выступающей в роли тумбочки. Ботинки я кладу внутрь, аккуратно, шнурками наружу. Повесив курку на дверную ручку шкафа, натягиваю толстые домашние носки. Каждый раз, когда Дикси замечает такие мои «привычки», она дразнит меня и говорит, что у меня обсессивно-компульсивное расстройство. Но мистер Бергстром задал мне кучу вопросов и сказал, что не может мне поставить такой диагноз. Скорее, у меня просто есть ряд ритуалов, которые помогают мне почувствовать, что я контролирую ситуацию. «К тому же, судя по тому, что ты рассказываешь о своем районе, дважды проверить замок – не лишнее», – сказал как-то Бергстром. Прежде чем вернуться в гостиную, я дважды проверяю положение всех вещей в комнате и напоследок заглядываю под кровать, чтобы убедиться, что моя заначка сигарет все еще там.
Сэндвич Дикси так соблазнительно пахнет луком, что мой живот снова начинает тоскливо урчать.
– Это Наполеон принес?
«Разве это не очевидно?» – написано на ее лице, когда она поворачивается ко мне, молча продолжая жевать.
Наполеон – парнишка лет двадцати, работающий в забегаловке в паре кварталов от нас. Для Дикси – всего лишь еще один несчастный из армии влюбленных в нее по уши.
– Можно кусочек?
Мне кажется, что с тех пор, как я пообедала, успело пройти лет сто, не меньше.
– Нет, – отрезает она, но ее рука, протянувшая мне сэндвич, говорит об обратном.
Я опускаюсь на пол позади нее и откусываю кусочек. Потом еще один. Жареная говядина. Авокадо. Чеддер. Тонко нарезанный красный лук на хрустящей булочке. Если Наполеон решил выразить все свои чувства к Дикси в форме самого совершенного сэндвича, у него это получилось с блеском. Я глотаю острые, щедро смазанные горчицей кусочки, почти не жуя.
Дикси молча наблюдает за моей жадной, почти варварской трапезой.
– Можешь доесть, если спустишься за бельем вместо меня.
– Ты что, стирала? На какие деньги?
– На мои.
– Я не собираюсь спускаться туда посреди ночи.
– Еще не ночь.
Она пытается отнять у меня сэндвич, но я тут же отнимаю руку:
– Тем не менее уже темно.
– Я постирала и твои вещи, Джем. Ты что, хочешь остаться без них?
Дикси снова тянет ко мне руку, пытаясь отнять мой скромный ужин.
– Ладно, – сдаюсь я.
С удовольствием прикончив свой сэндвич, я отправляюсь на кухню, чтобы выбросить белую бумагу, в которую он был завернут.
– Ну что, сегодня сходила на встречу со своим психиатром?
– Он не психиатр, Дикси. Он школьный психолог.
Открыв холодильник, я обнаруживаю тортильи, начатую пачку зеленых бобов, кетчуп и белую пластиковую упаковку сливочного масла, которого едва ли хватит на чайную ложку. Все как и утром.
– Попроси его отправить тебя к настоящему психотерапевту и скажи, что тебе нужен аддерал. Сможешь продавать его в школе. Будут хоть какие-то деньги.
Я слышала, что Дикси помогает каким-то старшекурсникам продавать свои рецепты в школе.
– Я подскажу, какие симптомы тебе лучше назвать, – не отстает она.
– Нет уж, спасибо.
Я с содроганием представляю, как буду спускаться вниз, в нашу прачечную. Лампочки, скорее всего, снова перегорели, и там стоит кромешная тьма. Вдобавок оттуда доносятся странные звуки – то ли молния стучит о дверцу сушилки, то ли снуют в темноте крысы.
– Давай сходим вместе, а? – умоляюще тяну я.
Дикси поднимает голову, оторвавшись от домашней работы. Кажется, она обращается не ко мне, а к стене напротив:
– Ну вот, опять начинается…
