Удивительно, сколько людей, оказывается, обедают пончиками. Ни одно из четырех мест за стойкой ни разу не пустовало. Марджи умудряется помещать пончики туда, куда раньше никому и никогда в голову не приходило. Хотите на обед куриного супа? Пожалуйста, откройте банку с готовым продуктом и ешьте. Но если вам угодно супа с пончиками, то это только у Марджи. Еще у нее имеется пончиковая запеканка, сэндвич из пончиков, а в разработке у нее, как Марджи говорит, рецепт пончикового пирога.
Я уже начала писать стихотворение под названием «Пончичный суп», когда вдруг услышала будто удар. Дверь распахнулась, и на середину закусочной вбежала девочка. Тяжело дыша, с покрасневшим лицом, она присела на корточки лицом ко входу и закричала на троих парней, которые стояли на тротуаре:
– Бе-бе-бе-бе-бе!
Те орали в ответ:
– Уродина! Тебя все ненавидят! Шлюха! Тебе капец!
Марджи громко захлопала в ладоши:
– А ну убирайтесь!
Мальчишки отправились восвояси.
Оказалось, девочка здесь работает. Без оформления. Для официальной работы она еще слишком мала. Ей одиннадцать. Платят ей пончиками. Приходит после школы. Подметает, вытирает пыль, складывает мусор в мешки, мешает на кухне кондитеру Сэму.
И с веником в руках она скоро подошла ко мне. Остановилась, смотрит.
– Ты ничего не ешь?
– Уже нет, – ответила я.
– Тогда уходи, – сказала девочка. – Здесь нельзя просто так сидеть. Надо обязательно что-то заказывать. У нас коммерческое предприятие, а не Армия спасения.
– А я и не бродяжка, – говорю.
– Тогда заказывай что-нибудь.
Ну, я и заказала еще один пончик с шоколадной пудрой, просто чтобы ссоры не затевать.
Девочка, подметая, удалилась, но через минуту вернулась.
– Что ты пишешь?
– Стихотворение, – призналась я.
– О чем?
– О пончиках. А может, о тебе.
Она ухмыльнулась:
– Ну да, конечно.
Я подумала, что в ее коротких, спутанных и жестких, как сорная трава, волосах с удовольствием свила бы себе гнездышко Корица. На ней была футболка в красно-синюю полоску, и на шее на черном шнурке висел кулон – желтый пластмассовый Винни-Пух.
– Как тебя зовут? – спросила она.
– Старгерл.
Девочка разинула рот:
– Старгерл? Что это за имя?
– Я сама его себе выбрала.
Она усмехнулась.
– Имя себе не выбирают.
– А я выбрала.
Девочка стояла передо мной, часто моргая. Веник застыл в ее руках.
– А тебя как зовут? – спросила я.
– Я ненавижу свое имя.
– Уверена, мне оно понравится.
– Эльвина.
– Клевое, – похвалила я. – Необычное такое. Как в старину.
– Ага, подошло бы для названия вида пончиков.
– Эльвина… – повторила я, припоминая. – Это ты каждую неделю относишь пончики Бетти Лу Ферн?
Она сверкнула на меня глазами:
– Ну, если и я, дальше что? Что не так?
Я пожала плечами:
– Да ничего, просто спросила.
Эльвина указала пальцем на мой блокнот:
– Что, твой стих и правда обо мне?
– Возможно. Я еще не решила. Вот сижу и прикидываю, достаточно ли ты для этого интересная. – Я скосила на нее взгляд. – А сама ты как думаешь?
– Я скучная.
– Скучных людей не бывает, – рассмеялась я.
– И я воняю.
Снова расхохотавшись, я взяла ее за руку и понюхала:
– По-моему, нормальный запах.
– И я уродина.
– Вовсе нет. Не слушай этих мальчишек.
– Ненавижу мальчишек. – Девочка подняла веник и выставила его перед собой словно автомат. Затем отступила и стала поливать закусочную воображаемыми пулями из веника, оглашая помещение очередями возгласов. – Переубивала бы их. Выстроила бы в шеренгу и скосила бы: трат-та-та-та. Каждого. Тысячи! Миллионы!
– Потребуется много боеприпасов, – заметила я.
– Ненавижу их, – повторила Эльвина и принялась снова подметать пол.
Я некоторое время разрисовывала лист блокнота. А когда подняла голову, увидела, что осталась в зале одна – все ушли в заднюю часть помещения.
И тогда…
Поход:
Шлепанье «У Марджи»
К «Марджи» тихонько дверь приоткрылась,
Группа мальчишек за ней притаилась.
Молча меня вопрошают глаза:
Их за проказу выдам ли я?
«Я ведь поэт, – отвечаю глазами ж. —
Я напишу – а ты разыграешь».
Палец мальчишки взлетает к губам: «Шшш…»
Хотя нет! Пусть тут устроят бедлам!
Думала долго – мальчишки уж тут!
Пончики взяли – уже их жуют!
Сыплются всюду только лишь крошки,
Все раздают тычки и подножки.
Марджи влетает: «Эй вы, сорванцы!»
Сласти – по полу, сорванцы – беглецы!
Парень один застывает в дверях,
Пончик с малиной бросает – и ох-х-х!
Топчет его с намереньем сильно —
Брызжет начинка до стойки кассирной…
– Выбрось остатки, уже не спасти их, —
Марджи велит подошедшей Эльвине.
Та с прилежаньем сметает все в кучу,
Кучу формует, прессует получше.
Смотрит в окно на ватагу мальчишек:
Весело им, делят булок излишек…
С грохотом на пол метла вдруг летит.
Эльвина на кучу пончиков – прыг!
Шлепают ноги по пончикам всласть,
Будто по луже малышка прошлась.
Шлеп!
Шлеп!
Тут уж мальчишки рты пораскрыли,
За милой Эльвиной, застывши, следили.
28 февраля
Вчера шел снег. Сегодня кругом белым-бело. Я натянула сапоги и отправилась к Волшебному холму пешком. Он казался издали чистым и безупречным на вид – как новенький лист белой бумаги. Я ступила на поле, сделала буквально один шаг – и остановилась.
Что же я делаю?
Чистейшая белизна ослепительна в лучах солнца – редко когда увидишь подобную красоту. И кто я такая, чтобы в нее вторгаться, разрушать ее? Падает снег. Планета Земля шепчет: «Вот, это мой тебе дар». А что мы творим с ним? Мы его разгребаем. Сдуваем. Счищаем. Сгребаем. Убираем с пути. Отбрасываем к обочинам. Есть ли в мире зрелище уродливее и грустнее, чем десятидневная снежная груда? Это уже даже не снег. Месиво.
