И вот в прошлую пятницу секретарь приходского совета обнаружил, что покрывало с яслей исчезло. Младенец Иисус лежал на сене голый.
«АКТ ВАНДАЛИЗМА В ВЕРТЕПЕ: МЛАДЕНЕЦ ОСТАВЛЕН ЗАМЕРЗАТЬ» – гласит заголовок в «Утреннем ленапе».
Сегодня газета в рубрике «С проезжей части» опубликовала опрос случайных прохожих по поводу этого громкого события местного значения. Один говорит: «Немыслимое безобразие. Неужели в нас не осталось ничего святого?» Другой призывает: «Когда виновного найдут, его следует посадить за решетку и выбросить ключ!» Третий сокрушается: «Какой удар под дых всему городу!» Четвертый напоминает: «Что, все белены объелись? Это же не Иисус. Это пластиковая кукла. Займитесь уже чем-то серьезным».
Я, похоже, знаю, кто это сделал. Только ума не приложу зачем.
Ну, а на ясли пока накинули новое голубое покрывало.
ДДС – 11.
11 декабря
Если верить долгосрочному прогнозу погоды, 21 декабря, в день солнцестояния, будет идти снег. Как известно, в старину индейцы Дикого Запада ритуальными танцами призывали дождь. Я предложила Пусе с Эльвиной подобным танцем отпугнуть снег. Пуся согласилась с восторгом. Эльвина назвала нашу затею «глупой», но сама плясала еще добрых пять минут после того, как мы с малышкой выдохлись.
Папа изо всех сил пытается развеять мои страхи относительно погоды. В конце концов, говорит он, даже если небо густо-прегусто затянет тучами, солнце все равно взойдет. Оно будет там, над горизонтом, хоть мы его и не увидим.
– Но ведь в этом вся соль! – возражаю я. – В том, чтобы увидеть.
– Правда? – переспрашивает он.
ДДС – 10
12 декабря
Волнение в городе постигла общая участь всех волнений – оно улеглось. Но я все еще думаю о том, что произошло. И почему.
ДДС – 9.
13 декабря
Перед рассветом я установила очередной шпатель в календаре. Остался один. Значит, еще раз отправлю тебе сообщение.
Позже я встретила Перри. Он гулял по улице. В этом бы не было ничего особенного – просто опять сачкует, подумаешь… Да только перед собой он толкал детскую коляску. Я чуть не впечаталась на велосипеде в бордюр.
Мы молча воззрились друг на друга. Выглядел он совершенно обычно, спокойно – словно для него это норма жизни. И в то же время по-новому – старше, что ли. Первой моей мыслью было: «Это его ребенок!»
Второй: «Кто же из пчелок – мать?»
Третьей: «Как он мог тогда подбивать клинья ко мне?»
После долгой паузы Перри рассмеялся:
– Видела бы ты свое лицо.
Я пробормотала что-то совершенно невнятное – сама не помню что.
– Ладно, проехали, – сказал он и повернул коляску ко мне так, чтобы я увидела лицо спящего младенца. – Познакомься: это Кларисса. Моя сестра.
Парень осторожно вытащил из-под покрывала – небесно-голубого! – кукольного размера ручку, помахал ею мне и тоненько пропищал:
– Привет, Старгерл!
Мои глаза наполнились слезами. Я помахала в ответ.
– Привет, Кларисса! – и улыбнулась (надеюсь, получилось). Способность здраво соображать мало-помалу возвращалась ко мне.
– Сколько ей?
Ответил он сразу, долго не раздумывая и не подсчитывая:
– Двадцать два дня и семь часов.
Я протянула руку и коснулась крошечных пальчиков:
– Ты никогда не рассказывал…
Перри просто пожал плечами и сунул руку сестры обратно под покрывало. Прохожие замедляли шаг, заглядывали в коляску, улыбались. Кто-то потом поднимал глаза на парня, кто-то на меня.
– Перри… – начала я, просто чтобы прервать неловкое молчание, и тут вдруг в мозгу у меня раздался треск, и все начало сходиться. Потом еще и еще раз «закоротило» – и сошлось окончательно. Детское покрывало… Беременная женщина… Перри у Марджи с…
– Перри… – запинаясь, повторила я. – Нива… Помощница Марджи… О господи, она что… твоя мама?
Он усмехнулся и щелкнул пальцами:
– Бинго!
Наверное, битый час я пялилась на него, открыв рот, как идиотка. В голове носился вихрь вопросов, но все, что мне удалось из себя в конце концов выдавить, это:
– Классное покрывало.
Он одарил меня озорной улыбкой, понимая, что я догадалась.
– Ага.
– Маленькой сестричке холодно зимой, обязательно нужно теплое покрывало, а то простудится, да?
– А как же, – бросил Перри через плечо, зашагав прочь.
Марджи не могла отсмеяться целую минуту или даже дольше.
– В тюрьме? – все повторяла она. – В исправительном лагере? Малолетний преступник?
Она взгромоздилась на высокий табурет за стойкой и снова расхохоталась:
– Кто тебе такой лапши на уши навешал?
– Эльвина, – прошуршала я, сгорая от смущения и собственной глупости.
– Спросила бы у меня, – отозвалась она. – Просто какое-то время он жил у тетки в Скрантоне
[46]. Деньгу заколачивал, чтобы матери помочь. Пахал на трех работах. – Марджи покачала головой. – Исправительный лагерь, надо же.
Следующий час или около того хозяйка пончиковой восполняла пробелы в моих знаниях относительно биографии Перри Деллоплейна.
Из Скрантона он вернулся, потому что мать – Нива – очень по нему скучала.
Нива подвержена депрессиям. Отсюда и резкие перепады настроения. Принимает лекарства.
У нее, у матери Перри, одна, но пламенная слабость – к его отцу, которого зовут Рой.
У Роя тоже есть одна, но пламенная слабость – к азартным играм. Он спустил все их общие деньги в казино Атлантик-Сити. Потом еще набрал долгов у очень серьезных людей и не смог расплатиться. Серьезные люди насели на него, и Рой почел за благо раствориться в пространстве. Перри тогда едва исполнилось пять лет.
Правда, растворился он не совсем – иногда, когда ему в голову ударит, отец наведывается к старой семье. И Нива, к глубокому недовольству сына, всегда его принимает.
Маленькую Клариссу она тоже родила от Роя.
Не от Айка. Айк просто пустил их бесплатно жить на задах своей мастерской. За это, когда Роя рядом нет, он играет роль Нивиного кавалера.
Перри отца ненавидит. Когда тот остается ночевать, уходит спать на крышу. Именно поэтому, а не потому, что в доме слишком жарко.
А еще Марджи сообщила мне нечто такое, о чем не знает сам Перри: когда он думает, что ворует, во многих случаях так думает только он сам. Многие торговцы в центре города в курсе его трудностей («Я ведь не умею держать язык за зубами», – похохатывает Марджи) и, когда парень тянется за очередным лимоном, блокнотом или куском мыла, предпочитают смотреть в другую сторону.
