Я кивнула. Глаза мои наполнились слезами. Какое-то время мы сидели молча, не разнимая рук.
Наконец Бетти Лу сказала:
– Вообще-то я даже рада, что злость не совсем тебя отпустила, – и протянула мне бумажный носовой платок.
Я шмыгнула носом:
– Правда?
– Лучше ощущать злость, чем опустошенность.
– Ты так думаешь?
– О да. Опустошенность не доводит до добра.
– А до чего она доводит?
– Например… до унижения.
– Я никогда не унижаюсь.
– А если бы ты сегодня поехала не ко мне, а все-таки к нему, как бы это называлось?
– Не знаю.
– Разве не унижением?
– Нет.
– То есть ты не навязалась бы ему тем самым?
– Нет.
– Никогда не навязывайся мужчинам.
– Не буду.
Она поглядела на меня испытующе, затем кивнула.
– Верю, – и опять пододвинула ко мне тарелку с пончиками. На сей раз я взяла один, а другой рукой дотронулась до ее плеча.
– Ты никогда не обманываешь моих ожиданий, Бетти Лу. И я всегда знаю, где тебя найти.
Она с улыбкой, в которой была боль, наклонила голову.
– Печально, но факт. – Затем улыбка заиграла повеселее. – Однако на твоем месте я бы поумерила свою убежденность, моя дорогая. Может, я еще обману твои ожидания. Знаешь, какая фантазия посещает меня чаще всех? Что однажды ты придешь, позвонишь в дверь, потом еще и еще раз, а я не открою, потому что… – она шлепнула ладонью по столу, – меня здесь не будет!
12 октября
ТЫ: Ну вот, ты слышала, что она сказала?
Я: Да.
ТЫ: Она сказала, что тебе меня не хватает.
Я: Но еще она велела жить сегодняшним днем.
ТЫ: Верно.
Я: А ты – во вчерашнем.
ТЫ: Опа. Но, между прочим, я никогда не обманывал твоих ожиданий.
Я: Ты сделал кое-что похуже. Отвернулся от меня. Предал.
ТЫ: Опа. Даже не опа, а ого!
Я: Это просто так, для справки. Я тебя уже простила.
ТЫ: Опять ого! Ну… как знаешь. Ты ей веришь? Целиком и полностью?
Я: О да. Хотя…
ТЫ: Хотя – что?
Я: Одной вещи я Бетти Лу не сказала. Одного слова.
ТЫ: Какого?
Я: Поцелуй.
ТЫ: Пожалуй, я жалею, что спросил.
Я: Чем дольше он меня не целует, тем больше мне хочется, чтобы он это сделал.
ТЫ: О да. Определенно я жалею, что спросил.
Я: Впрочем, даже этого нельзя сказать определенно. Все не так просто.
ТЫ: То есть?
Я: Я как бы одновременно хочу его поцелуя и не хочу. Это понятно?
ТЫ: Не было бы понятно, если бы речь шла не о тебе.
Я: Хочу, но боюсь.
ТЫ: Чего?
Я: Боюсь больше никогда не остаться в недоумении. Боюсь, что поцелуй даст ответ на вопрос, на который не уверена, что хочу знать ответ.
ТЫ: Какой?
Я: Думаю, ты понимаешь – какой.
13 октября
А=(ЗД)Берч,340(З)
16 октября
В окне Бетти Лу появилась красная тапочка.
С разрешения наших мам мы с Пусей обе прогуляли занятия, чтоб помочь Бетти Лу пережить особо тяжелый день. К обеду она уже вполне оправилась, и нам стало так весело и хорошо, что мы задержались даже после ужина.
18 октября
На Календарный холм я взяла с собой Корицу в кармане. Наверное, пусть теперь сопровождает меня каждый четверг. По крайней мере, в ее чувствах я не сомневаюсь.
Проходя по Раппс-Дэм-роуд, я смутно чувствовала: что-то появилось необычное, новое, что-то тут не так, как всегда, но голова у меня была слишком забита мыслями. И только потом, уже у самого шоссе № 113, в моих ушах вдруг раздался едва слышный шепот – даже не шепот, а шорох: «Обернись». Я остановилась, не пересекая шоссе, и поглядела в карман. Корица мирно спала. И тут опять: «Обернись». Я обернулась – и пожалуйста. На всем протяжении улицы, от самого моего дома, над каждым крыльцом горел свет. Наверное, бессознательно я сразу это заметила, поскольку даже не зажгла фонарик. Видимо, весть о календарных четвергах неделя за неделей распространялась по подожженному шнуру, начиная с Кантелло, от соседа к соседу, и вот теперь весь мой путь освещен огнями. Я была страшно тронута. Встала прямо на перекрестке Раппс-Дэм-роуд и шоссе № 113 и во все горло закричала в глубь коридора лампочек:
– Спасибо!
20 октября
– Я буду вафлей!
Этот крик разбудил меня. Вчера мы с родителями допоздна задержались на спектакле в центре города. Так что сегодня я решила выспаться, ведь суббота – выходной даже для тех, кто учится дома. Но, как видишь, не вышло. Потому что Пуся оседлала меня, как заправская наездница, трясла за плечи и вопила:
– Я наряжусь вафлей! Твоя мама делает мне костюм на Хеллоуин!
Я изобразила рык – такой страшный, какой только сумела:
– Пуся, иди отсюда!
Она забралась ко мне под одеяло, прижалась, свернувшись калачиком, и горячо зашептала на ухо:
– Я буду вафлей.
Пришлось сдаться. Я соскользнула с кровати. Натянула халат. Сползла вниз по лестнице. И рухнула за кухонный стол, вполуха слушая, как мама со смехом рассказывает, что Пуся ни свет ни заря вломилась к ней (ни слова ворам-домушникам, но моя родительница отпирает входную дверь сразу, как только встает – специально на случай ранних визитов Пуси, весьма нередких, кстати) и сообщила, что хочет на Хеллоуин предстать в образе Вафли, так что не сообразит ли миссис Карауэй ей соответствующий наряд к дате?
Из меня мама предложила сделать Вилку. Тогда можно будет изобразить пантомиму, как мной поедается маленькая Вафелька.
– Да, да, да, да! Пожа-а-а-а-алуйста! – умоляющим голоском завизжала Пуся.
Но, наверное, я все же воздержусь и ограничусь сопровождением Вафли по соседским домам.
В сегодняшнем полусонном противном состоянии мне не хотелось это признавать, но вообще-то я в последнее время благодарна Пусе за ее внимание, пусть местами и докучливое. Оно позволяет мне отвлечься от мыслей, сам знаешь, о ком. С тех пор как он не явился на Календарный холм, я видела его только однажды, несколько дней спустя. Сидела себе «У Марджи», как вдруг гляжу – он направляется прямо к пончиковой с двумя из своих «пчелок». Я сразу вскочила и крикнула новой помощнице Ниве: «Скоро вернусь!» – чтобы она не убирала с моего стола. И шмыгнула в кухню, бросив самой Марджи: «Меня здесь нет».
