По дороге домой, всякий раз, когда малявка протягивала палец и касалась им плеча Эльвины, та отвечала ей тем же в стократном размере, приговаривая все время очень серьезно:
– Ку – ку-ку!
Но в конце концов проиграла самой себе в игре «каменное лицо» и расхохоталась.
8 сентября
Ты помнишь, Лео, что сегодня за день? Наша годовщина. Вторая.
Два года назад мы впервые заметили друг друга.
Два года прошло, дважды Земля обернулась вокруг Солнца с тех пор, как я дефилировала по столовой в старшей школе Майки с укулеле и за мной следила пара глаз, твоих глаз, в которых светился ужас оттого, что сейчас я остановлюсь и начну тебе петь. И хотя тогда я прошла мимо и спела другому парню, кое-что по дороге оставила и тебе – свое сердце. Конечно, тогда ты этого еще не знал. Да и я, наверное, тоже. Ну, и как ты поступил с моим сердцем, Лео? Ты его берег? Или обронил где-то?
10 сентября
Пожалуй, буду пользоваться некоторого рода сокращениями. Стенографировать, что ли. Для тебя так получится интереснее.
«А» конечно же будет обозначать «Апельсин».
Далее у нас идет знак «=» – в смысле: «Сегодня положила еще один».
Затем «АЛ», то есть – «аллея», перед указанием точного адреса. Или «ЗД», если речь пойдет о «заднем дворе».
Потом этот самый адрес.
«З» – «забор», «С» – «столб», «ИТД» – «и так далее».
Итак, сегодня у нас…
А=(АЛ)Раппс-Дэм, 219 (З).
Понял? Сегодня я оставила Апельсин на Заборе у Аллеи за домом № 219 по Раппс-Дэм-роуд.
Ты заинтригован?
Озадачен?
Тебе любопытно?
12 сентября
Покупала в центре города пуговицы для мамы – она шьет костюмы для постановки «Пиратов Пензанса»
[38] в театре «Пиплз Лайт»
[39] – и наткнулась на Перри. Он выходил из пиццерии «Ди-Лайт», но сразу повернул в другую сторону и зашагал вверх по Бридж-стрит, так что меня не заметил. Этим будничным утром, в среду, мы с ним, наверное, были единственными ребятами школьного возраста, которые не пошли в школу. Я – на домашнем обучении, он – злостный прогульщик и вообще мятежная личность.
В одной руке парень держал кусок пиццы, в другой – бумажный стакан. Слегка тряхнув той, в которой пицца, он небрежно сбросил на тротуар большую салфетку. Слопал кусок укуса в три, не больше. При этом, кажется, откусил только половину корочки, а оставшуюся опять-таки швырнул под ноги. Затем залпом выдул весь напиток и выбросил в водосточный желоб на сей раз уже стакан. Отчетливо рыгнул. Все – в пределах одного квартала.
Меня это взбесило.
– Эй! А урну найти трудно?
Перри обернулся. Узнав меня, улыбнулся и помахал: «Привет».
Я подошла ближе.
– Урну, говорю, трудно найти?
Улыбка исчезла. Он достал из кармана «Сникерс», снял с половины обертку и протянул мне.
– Хочешь?
– Нет.
Тогда он сам откусил сразу половину батончика и принялся активно жевать, не сводя с меня взгляда.
– Как там Пуся?
– Не твое дело.
Он захохотал, крошки арахиса полетели из его рта во все стороны.
– Чего смеешься?
– Я как раз собирался тебе сказать то же самое.
– Знаешь, может, для тебя это станет откровением, но представь себе, ты в этом мире не один. Я тоже здесь живу. Мне не нравится, когда мусорят, и это – мое дело.
Парень засунул в рот остатки лакомства, скомкал обертку и метнул через плечо, по-прежнему глядя мне прямо в глаза.
– Ты засоряешь мой мир… – повторила я.
– А свой собственный – в первую очередь, хочешь ты сказать? – ухмыльнулся он.
– Вот именно.
Перри высунул язык и облизал губы, тщательно стирая остатки шоколада и соуса от пиццы.
– Вот именно, – эхом отозвался он. – Так что́, сегодня на дому не учат?
– Не уходи от темы.
– От какой темы?
Парень медленно двинулся вперед. Мне ничего не оставалось, как последовать за ним.
– О тебе и твоих замашках.
– О моих «мусорных» замашках.
– О твоих «мусорных» замашках.
– Тебе они покоя не дают?
– Если угодно.
– А у тебя никаких мусорных замашек нет?
Его голос звучал ровно и приятно, словно беседа шла об «Ундине» или чем-то в этом духе.
– Опять увиливаешь, – сказала я.
– Ах, черт, забыл, – Перри щелкнул пальцами, – еще одна дрянная привычка. Увиливать. – Он поднял палец вверх. – Итак, о чем мы? Предмет разговора… Замашки… Засоряешь… Мусор… – Парень поднес палец к губам, изображая глубокое размышление. – Ну так вот. Весь свет уже давно загажен. Так что за беда, если добавить еще немного сора? Если мир есть помойка, то вещи в нем – отходы. – Он пожал плечами и улыбнулся. – Ясно?
Я молча уставилась на него. Перри склонил голову набок и приблизил лицо к моему. На секунду мне показалось, что странный парень собирается меня поцеловать, но он просто постучал мне по лбу.
– Ну, что, не але?
– Это если мир помойка, – заметила я.
Он пожал мне руку и с издевкой потряс ее:
– Браво. Именно это я и говорю.
– Но он не помойка.
– Сказала одна такая.
– Это ты его таким считаешь.
– Считает один такой.
Я по-прежнему не сводила с него глаз. Не знала, с чего начать.
– Это неправда. Ты не прав.
Он пожал плечами:
– Можешь подать на меня в суд.
– Не можешь же ты считать…
– Я имею право считать как угодно.
Перри не замедлял шага. Я – тоже, только сейчас начиная отдавать себе отчет в том, как мало о нем знаю.
– Почему ты так говоришь?
– Тут мы возвращаемся к началу, – рассмеялся он и пропищал капризным детским голоском: – Ни-и твае де-е-ело.
– Ага. Так чего ты от меня ждешь? Что я стану болеть за тебя и подбадривать: «Давай, мол, Перри, вперед!», когда ты воруешь налево и направо, мусоришь по всему городу?..
Он потряс пальцем прямо у меня перед носом.
