Год домашнего обучения закончился!
Чтобы отпраздновать это, ровно в полдень я встретилась с тобой в торговом центре выпить смузи. Разумеется, бананово-клубничный. Твой любимый. Мы сели за дальний столик, потягивали напитки и болтали. Я тебе сообщила последние новости о Пусе. Ты расписал, как идут дела у твоего друга Кевина, моей подруги Дори Дилсон и нашего друга Арчи. Сказал, что с нетерпением ждал летних каникул. Что подал документы сразу в несколько колледжей в Пенсильвании, поскольку теперь знаешь: я живу здесь. Что думаешь обо мне постоянно. Что ходишь иногда в наше Волшебное место в пустыне, снимаешь ботинки и сидишь там точно так же, как мы сделали это впервые. Только ты не медитируешь. Тебе вовсе не интересно стирать собственную личность, а также мою. Как раз наоборот. Ты закрываешь глаза и начинаешь вспоминать. Ты сосредотачиваешься и вспоминаешь все так четко и ясно, как никогда раньше не вспоминал, и очень скоро начинаешь понимать, чувствовать физически, что вот я там, рядом, сижу, скрестив ноги, улыбаюсь тебе, а между нами снует Корица. Ты насыщаешься мной, осязаешь меня. Ты заново переживаешь время, проведенное нами вместе. Ты счастлив. Но когда открываешь глаза, настроение твое меняется, и теперь тебе грустно – оттого, что на самом деле меня там нет. В такие моменты тебе сильнее всего меня не хватает. Просто отчаянно.
Пожалуйста, Лео, скажи мне, что все это я не просто себе нафантазировала. Что хотя физически мы далеко друг от друга, хотя наши тела находятся в разных штатах, у наших звездных сущностей по-прежнему общее Волшебное место. Подтверди, что сегодня, прямо сейчас, около полудня (по восточному времени), ты почувствовал нечто очень странное: едва ощутимый холодок в груди… сердце забилось чуть сильней… на языке на мгновение появился клубнично-банановый вкус…
Скажи, что в этот миг ты прошептал мое имя.
12 июня
Мой сон в минувшую ночь: мы развозим молоко. В подставках дребезжат бутылки. Свет от фар колышется в темноте. И вот… там кто-то есть, в мусорном баке… зарылся головой прямо в него, копается, разгребает… вдруг поднимает голову, и глаза у него сверкают, как у застигнутой врасплох лисицы… но это не тот мальчик, не Перри… это ты.
15 июня
У меня из головы все не идет тот Чарли с кладбища. Просиживает он там дни за днями. Разговаривает с Грейс. Вспоминает. Иногда забывается дремотой. Думаю, он не может смириться с фактом: всякий раз, когда он просыпается, – она там. Всякий раз, когда он приходит по утрам со своим алюминиевым складным стулом, – она там. Больше никогда не застанет он ее в погребе за поиском банки консервированных персиков. Или за случайной беседой на заднем дворе с соседкой, миссис Как-ее-там. Нигде он не встретит ее кроме как здесь.
Разве это не заставляет задуматься, Лео? Когда-нибудь, в далеком-далеком будущем, когда Млечный Путь перейдет на новый галактический виток, придет ли кто-нибудь к твоей могиле со складным стулом, чтобы навеки составить тебе компанию? Можешь ли ты представить себе любовь настолько сильную? А я – могу?
Наверное, моя идея с пончиком была в корне неверна. Откуда Чарли было знать, что в кульке? И что пончик предназначается ему? Скорее всего, он решил, что кто-то просто намусорил на кладбище; и он отшвырнул мусор носком ботинка от места Грейс.
Так что теперь я поступлю умнее. Есть у меня маленькая белая плетеная корзинка. Я купила три пончика, прикрыла их прозрачным полиэтиленом: пусть он сразу увидит, что внутри. Завтра утром я – в духе Пуси, чтоб никто не заметил, – рано-рано выскользну из дома и оставлю корзинку у могильной плиты.
16 июня
Он взял!
В полдень я доехала до кладбища на велосипеде. Ужасно нервничала. Снова принялась накручивать педали за его спиной. На расстоянии. Сначала я ничего не увидела. Потом сменила угол обзора – и вот, пожалуйста, стоит моя белая корзинка прямо на траве у его ног. Чарли клюет носом, подбородок клонится к груди. Чувство счастья переполнило меня настолько, что я даже тихонько воскликнула: «Ура!» перед тем, как укатить прочь.
18 июня
Новое объявление в «Утреннем ленапе». Не знаю только, читает ли он газеты. Мне пришло в голову, что имен лучше не упоминать:
«Каждый день
он к ней приходит,
говорит с ней
и засыпает с ней».
21 июня
Летнее солнцестояние.
Когда ты проснулся сегодня утром, дорогой мой Лео, солнце находилось точно в зените над Тропиком Рака. Севернее оно никогда в зените не бывает. Это самый длинный день в году. Отныне и до самого зимнего солнцестояния, 21 декабря, каждый новый день будет на пару минут короче предыдущего. А еще сегодня официально начинается летний сезон.
В общем, как ни посмотри, это праздник. Только не человеческий, не рукотворный, а природный. Ну, а кому охота отмечать праздник в одиночестве? Поскольку тебя рядом нет, я решила: «Ну, ладно, тогда к Пусе».
Когда на прошлой неделе я ей сообщила о предстоящем солнцестоянии, она сразу ответила: «Надо будет нарядиться!» Просто поразительно, как эта кроха всегда опережает мои мысли. Мы отправились в мастерскую моей мамы. Мама нырнула в груду отрезков и остатков от недавно сделанных ею костюмов, пришила одно к другому, третье к четвертому – и вуа ля: Пуся выглядит так, словно пролетела через радугу. Для себя же я выудила из шкафа то самое «лютиковое» платье, которое надевала на Бал Фукьерий. (Помнишь его? На тот самый бал, куда ты меня не пригласил.)
Встречать солнцестояние я решила, естественно, на Волшебном холме. Накануне Пуся осталась у меня ночевать. Моя мама рассказала ее родителям, что мы собираемся делать. То, что их дочка проведет ночь в другом доме, их не обеспокоило, разве что перспектива отпустить ее на улицу в полной темноте – даже недалеко и даже со мной – не вызвала особого энтузиазма. Так что маме пришлось подключить к делу папу.
– Он их отвезет на молоковозе, – пообещала она.
– А на работу не опоздает? – спросили Принглы.
– Это с ним время от времени случается. Но клиенты относятся к этому с пониманием. Бывают же стихийные бедствия. Форсмажоры. Снег. Гололедица. Истерика дочери.
– Ну ладно, – согласились родители Пуси.
Когда я одевала ее в 4:30, она была сонной и вялой, как тряпичная кукла. Мама, как всегда, вышла на крыльцо с «воки-токи» в кармане халата. Включив лампочку над входной дверью, я заметила, что над крыльцом наших соседей, семьи Кантелло, горит такая же.
Мы загрузили в грузовик Пусю вместе с ее маленькой деревянной повозкой – той самой, в которой красовалась на параде Главная королева, – и с грохотом покатили к Волшебному холму. Уже через минуту отец остановил свой молоковоз у края заросшего сорняками поля возле белого оштукатуренного домика, вытащил повозку и коврик для ванной, а я – сонную малышку. Мы пошли к середине поля. Почва под ногами, как всегда, бугрилась, но теперь, конечно, была мягче, чем зимой. Фонарик я решила не включать. Четвертинки луны и папы рядом было достаточно.
