– Кажется, он решил, что обойдется стамеской, – сказала мисс Робертсон. – Стамеска у него была.
– А почему нельзя было воспользоваться стамеской вместо тех, первых ключей? – спросил викарий.
– Не знаю, – сказала мисс Робертсон. – Впрочем, дело не в этом. Он счастливо вернулся, рассказывал нам эту историю, а Танкред за ним повторял. Однажды он таким образом напугал почтальона – тот услышал за дверью: «Обезьяна дала мне ключ» – и решил, что у нас воры в доме.
– Как интересно, – сказал мистер Годфри.
– В наше время, – продолжала мисс Робертсон, – когда все думают, что живопись можно заменить фотографией, скульптуру – отливкой и тому подобное, люди почти не прикасаются к реальности, к ее первоначальным формам. Мы не ценим физическую работу, мы смеемся над нею, бежим от нее; у нас нет терпения достигнуть в ней правильности, и мы не знаем, какой ценой она приобретается. Конечно, мы еще восторгаемся при виде пчелиных сот, мы еще способны видеть в них божественное дарование, превращающее простой воск в нечто прекрасное, но между тем…
– О да, – ввернул Роджер, – соты – это прекрасное зрелище, особенно когда пчелы спят или на службе. Однажды в какой-то итальянской галерее я видел чье-то святое собеседование. Там был изображен прекрасный пейзаж, с колокольней и синими скалами на горизонте, а на переднем плане под дубом собрались святые и заказчик с ними, хорошо одетый и очень самоуверенный молодой человек, которого совершенно не смущало общество св. Урсулы и св. Екатерины. И все это под ясным полуденным солнцем, забыл сказать. Вот, а следующая картина была того же автора и на тот же сюжет, только написана лет на тридцать позже. И там все так же прекрасно – солнце, красные мантии, зеленые мантии, и святые совершенно не изменились: все так же молод Иоанн Креститель, и у св. Екатерины все такое же отличное колесо, сразу видно, что им не пользовались; а заказчик тот же, и он сильно сдал. И самоуверенности у него убавилось, и кожа сухая, и вообще видно, что лучше бы он пошел домой и полежал. Помню, все то время, что я провел у этой картины, я сперва мучился жалостью к заказчику, а потом пытался понять, чего же хотел от меня автор, потому что у него явно были иные намерения. Там в дупле дуба и еще в расселине скалы виднелись пчелиные соты, и я подумал, что…
– Едва ли художник хотел вложить свою мысль именно туда, – сказал викарий.
– Почем знать, – отозвался Роджер. – Надо везде проверить.
– Мисс Робертсон вообще говорила о другом, и то, что она говорила, очень важно, – сказал викарий. – Мы общаемся с природой в пределах нашего сада; мы хотим сохранить иллюзию, что живем в согласии с нею и открыты для ее внушений, но то, что мы видим за этим окном, имеет мало отношения к природе: она ушла, оставив нам этот сад, как погремушку для нашего малоумия. И когда мы видим эту ленивую нежность, эти цветы, этого пса, что носится по клумбам…
– Не надо его сюда пускать, – озабоченно сказала Джейн.
– Привет, Файдо, – сказал Роджер. – Как дела?
– Ему нравится ваша сумка, мистер Хоуден.
– Он слишком разыгрался. Где Эдвардс?
– Эй, эй!
– Файдо, что ты делаешь? – крикнула Джейн. – Немедленно прекрати! Нельзя!
– Бог ты мой, что это?
Из разворошенной сумки, которую Файдо выволок на середину галереи, вывалились крючки, поплавки и медная статуэтка, изображающая обезьяну.
– Что за черт, – озадаченно сказал Роджер.
– Да это же…
– Она стояла на этом столике, теперь я помню!
– Погодите, а не ею ли…
– Нет, нет, – произнесла Джейн с бледной улыбкой, – этого не может быть, тут какая-то ошибка. Роджер, объясни.
– Я и рад бы, – пробормотал Роджер.
– Так это вы всех убили, мистер Хоуден? – с интересом спросил мистер Годфри. – Кто бы мог подумать.
– Давайте успокоимся, – взывал викарий.
– Ну наконец-то, – произнес инспектор, выступая вперед, и все смолкли. Он поднял статуэтку и понюхал ее. – Прекрасно. Уймись, Файдо, все хорошо. Мистер Хоуден, вы не могли бы объяснить, откуда она у вас?
– Не знаю, – с досадой сказал Роджер. – Я ее впервые вижу. И не поверите, я никого не убивал.
– Почему же, – сказал инспектор, – поверю.
– В самом деле? – недоверчиво спросил Роджер.
– В самом деле. Позвольте понюхать ваши руки.
– Ээ, пожалуйста. Правда, я тут перебирал червей, так что…
– Ничего, ничего. Спасибо, мистер Хоуден.
– Все это, вероятно, имеет какой-то смысл, – пробормотала Джейн.
– Очень надеюсь, – прошептал викарий.
– Мистер Годфри, – безмятежно продолжал инспектор, – если вас не затруднит, вытяните, пожалуйста, руки вперед.
– Что?..
– Будьте любезны.
– Ну если вы настаиваете, – сказал мистер Годфри, пожимая плечами.
– Файдо! – крикнула Джейн. – Что ты опять вытворяешь?
– Что он делает?..
– Удивительное чутье, – с одобрением сказал инспектор. – Как тут верно говорили, у природы много завидных способностей. Файдо лижет руки мистеру Годфри, – пояснил он, – по той же причине, по которой он унюхал статуэтку в сумке мистера Хоудена. Потому что перед тем, как сунуть эту обезьяну в сумку мистеру Хоудену, мистер Годфри натер ее копченой селедкой, а вымыть руки у него не было времени.
– Мистер Годфри? – изумленно сказала Джейн.
– Остается, конечно, еще несколько вопросов, – сказал инспектор, – но в основном мои дела в Эннингли-Холле можно считать законченными.
– Мистер Годфри! – воскликнул викарий. – Скажите же что-нибудь!
Мистер Годфри улыбнулся какой-то отрешенной улыбкой, наклонил голову и вдруг, с быстротой, которой трудно было ждать от человека с больной поясницей, развернулся, пустился с места и скрылся в кухне. В следующее мгновение инспектор ударил плечом в захлопнутую дверь.
– Мистер Годфри, – укоризненно сказал он, – это смешно. Выходите.
– Нет, спасибо, – отозвался мистер Годфри.
– Вам же некуда деваться. Впрочем, как знаете.
– Подождите, – сказала Джейн, – я за вами не успеваю. Это мистер Годфри убил Эмилию?
– Да, – сказал инспектор.
– Зачем?
– Потому что она хотела отодвинуть шкаф.
– Что?..
– Если позволите, все по порядку, – академическим тоном начал инспектор, стоя у кухонной двери. – Некоторое время назад мистер Годфри, человек неутолимого и деятельного любопытства в отношении бэкинфордских достопримечательностей…
– Ради Бога, – сказал невидимый мистер Годфри, – таким языком пишут буклеты для туристов. Нельзя ли как-нибудь иначе.
