– А что инспектор? – спросила мисс Робертсон.
– Я как раз перехожу к этому, – сказал Роджер. – Когда инспектор увидел, сколько добрых мужей наносят и получают удары на этой кровавой крикетной лужайке, его сердце загорелось, и он сказал себе: «Я буду самым никчемным и презренным человеком, если не пойду и не прославлю свое имя следственными действиями». И, призвав себе на помощь пророка Елисея, он бросился…
– Почему пророка Елисея? – недоуменно спросила мисс Робертсон.
– Он ведь достал топор из реки, – пояснил Роджер, – поэтому его призывают на помощь, когда настает время проводить разыскные мероприятия. Так вот, он бросился туда, где отступило наше счастье и дрогнуло знамя банковских служащих, и многие, кто видел его в этой сече, говорили, как это было бы плачевно, если бы такой одаренный молодой человек сложил здесь голову, ибо люди гибнут хуже сена, да и мальва тоже уже ни на что не похожа. Однако инспектор…
– Расскажите сразу конец, – попросила мисс Робертсон. – Я понимаю, что так не делается, но я волнуюсь за инспектора. Неужели он не мог не рисковать?
– Конечно, мог, – согласился Роджер, – но это было бы совсем не то. Инспектор в этом случае повел себя как все великие художники прошлого. Когда они приходят в гости к другому художнику прошлого и не застают его дома, они не оставляют записку – мол, приходил такой-то – и не просят старую служанку передать хозяину свою визитную карточку – о нет, они ведут себя иначе. Они обязательно находят какую-нибудь неоконченную картину, на которой не хватает самой главной части, и, схватив кисть, пририсовывают ее, а потом немедленно уходят. Когда же возвращается хозяин с приятелями и видит, что на картине появился кипарис или еще что-то нужное, приятели шумно обсуждают, что бы это значило, а хозяин погружается в задумчивость и наконец произносит: «Здесь был такой-то». Так и инспектор: если вы вникнете в дело, то увидите, что он никак не мог пройти мимо этой картины, не пририсовав к ней свой кипарис. Так вот, совершив то и то, и паче того, он встретился на поле с неким человеком, одетым в черное, и, назвав ему свое имя и должность, попросил пройти с ним, что пришлось тому человеку не по нраву, однако инспектор настаивал. Он шел с ним по полю, держа его за рукав, и выкликал: «Миссис Хислоп! Миссис Хислоп! Кто приведет меня к миссис Хислоп?» – ибо был уверен, что она где-то здесь; и люди расступались перед ним, а миссис Хислоп вышла навстречу, вознося великие хвалы этому дню и всему, что Господь показал ей, а инспектор поклонился и спросил ее, узнает ли она этого человека. И миссис Хислоп посмотрела и сказала, что это тот самый, о котором она ему рассказывала. Инспектор спросил, уверена ли она в этом, а миссис Хислоп отвечала, что уверена, как ни в чем другом. Тогда инспектор, поблагодарив миссис Хислоп за помощь в розыске, взял этого человека, и вывел его из среды брани, и… Добрый день, инспектор. Как вам сражение? Приедете на следующий год?
– Я подумаю, – сказал инспектор.
– Вы поймали преступника? – спросила мисс Робертсон.
– Я нашел человека в черном, – без радости отозвался инспектор.
– Вот как! И кто же он?
– Букинист, – сказал инспектор.
– Что?..
– Он ходит по окрестностям, покупая у людей то, что они уже не надеются прочесть, – сказал инспектор. – Многие отдают даром. А потом везет в город и продает.
– Странствующие букинисты, – сказал Роджер. – Надо же. В наш век людей совсем сорвало с мест. А что у него было с Энни?
– Он говорит, что встретился с ней случайно. Она узнала, чем он занимается, и начала расхваливать ему библиотеку сэра Джона. Говорила, что там полно книг и никто их не читает.
– Замечательно, – с негодованием сказал Роджер.
– Сказала, что может взять и принести ему любую, так что никто этого не заметит. Он колебался, потому что, по его словам, он никогда не промышлял ничем подобным и никак не думал опуститься до того, чтобы…
– Ну конечно, – сказал Роджер. – Тот человек, что позировал для статуи Вакха, тоже небось считал это невинным занятием и уж точно не рассчитывал до того помешаться на позировании, чтобы в конце концов вылезти на крышу и стоять там в позе Вакха рядом с трубой. Тут главное – начать.
– В конце концов она его соблазнила, расписав, какие редкости там хранятся, а когда дошло дело до торгов, проявила удивительную твердость и настойчивость, он прямо был удивлен.
– Вот что значит в его возрасте переходить от книг к жизни, – сказал Роджер.
– Он говорит, что купил у нее всего одно издание в трех томах; дело было позавчера, она вынесла их ему на дорогу, и он расплатился, но потом его замучила совесть, и он сказал ей, что больше они этим делом заниматься не будут, а она посмотрела на него с презрением и сказала, что найдутся другие.
– И что вы с ним сделали? – спросила мисс Робертсон.
– Отпустил, – сказал инспектор. – Он хотел подарить мне «Священную войну» и какой-то определитель грызунов Сассекса.
– Ну книги-то хоть вы у него отобрали? – спросил Роджер. – Не оставлять же всякому…
– Разумеется. Вот один том из того, что она ему продала.
– «Старые мастера Европы», – прочел Роджер. – Да это то самое, чего я не мог найти в библиотеке! Боже мой, вот, значит, те «старые хозяева», о которых говорила Энни. Какие же мы дураки! А это что на ней?
– Отпечаток руки, – сказал инспектор. – Может быть, испачканной вареньем, может быть, вином, а может, и кровью. Букинист говорит, что заметил это и сказал горничной, что такие вещи снижают цену и что он заплатит ей меньше условленного. Говорит, что горничная была смущена, раздосадована и согласилась.
– Вы думаете, это варенье? – спросила мисс Робертсон.
– Я думаю, это кровь, – сказал инспектор. – И тут наконец мне пришло в голову сделать то, что любой сделал бы три дня назад. Я осмотрел библиотеку. Знаете, что я нашел на полке в том шкафу, что у самой двери?
– Что? – с волнением спросила мисс Робертсон.
– Отпечаток в пыли, – горько сказал инспектор. – Смазанный отпечаток квадратной подставки, точно такой, как был на этом столике после убийства мисс Меррей. Меня следовало бы уволить со службы, чтобы я ходил по дорогам, продавая людям «Священную войну» и каталоги сассекских хорьков. Больше я ни на что не годен.
– Не надо так о себе говорить, – сказала мисс Робертсон. – У всех бывают неудачи. Вы обязательно всех найдете и предадите правосудию.
– Вы так думаете? – спросил инспектор.
– Ну конечно, – заверила мисс Робертсон.
– Если вы спросите меня, – сказал Роджер, – я полностью согласен с мисс Робертсон, а я ведь не такой добрый, как она. Вы в шаге от блистательной победы, я уверен. Просто тут у нас такой хаос, что иной раз ложку не найдешь, а если нужно что-то важное, то не знаешь, откуда подойти. С этим надо освоиться. Один итальянский художник, когда ему понадобилось изобразить голову Медузы, напустил полную комнату ящериц, сверчков, змей, нетопырей, кузнечиков и других тварей того же рода, и смешивал на рисунках их формы друг с другом, чтобы напугать каждого, кто с этим столкнется, и изобразить то, чего не видишь…
