– Джейн, ты не могла бы, – быстро заговорила Эмилия, – ты же знаешь, как я отношусь к таким вещам, а сейчас…
– Прости, дорогая, – сказала Джейн, – это была дурацкая шутка. Может быть, мистер Годфри?..
– Нет, не надо, – тревожно сказала Эмилия. – Я его побаиваюсь. Он ведь не удержится что-нибудь сказать, и тогда я совсем потеряю равновесие. Выгляни, пожалуйста, на дорогу, может быть, тебе повезет встретить человека, склонного в жару двигать шкафы.
– Хорошо, я найду кого-нибудь, – пообещала Джейн, выходя в сад.
Глава первая
– Да, миссис Хислоп, они еще тут. Доктор Уизерс уже уходит. Он говорит, что в этом доме ему больше нечего делать. Они отдадут тело, когда установят причину смерти. Нет, я не думаю, что мы должны угостить доктора Уизерса кексами… Да, я нахожу, что можно обойтись без этого и он ничего такого не подумает… Я уверена, что не подумает… К тому же, я слышу, Энни его уже провожает.
Джейн медленно вышла из двери и села на стул, выдвинутый на середину комнаты. Она посмотрела на столик, на пол рядом с ним, сказала: «Тело. Господи, тело» – и заплакала.
– Не плачь, – сказал молодой человек, входя в дом из сада.
– Роджер! Это ужасно, ужасно! Мы все… я… Эмилия!.. Что теперь делать?..
– Тебе надо бы умыться холодной водой, – сказал Роджер, – иначе ты не остановишься, со слезами всегда так. Должна же в этом доме быть холодная вода. Умойся, пожалуйста, скоро здесь все будут нуждаться в твоей трезвой голове.
– Ты… откуда ты вообще взялся?.. Мы не ждали тебя раньше субботы.
– Я хотел сделать сюрприз, – сдержанно сказал Роджер.
– Тебе удалось, – с горечью заметила Джейн. – Кругом хаос, эти люди, стулья путаются под ногами, все спрашивают одновременно… и Эмилия… Господи, ты понимаешь, что Эмилия умерла?.. И тут ты, с ясной улыбкой, желаешь всем доброго дня и спрашиваешь, где можно поставить чемодан.
– В Адметов скорбный дом гулякой шумным… извини, не буду больше. Тебе бы все-таки умыться. Хочешь, я найду воды?
– Брось, – сказала Джейн, слабо махнув рукой. – Ты давно приехал?
– Только вчера добрался до дома.
– И сразу к нам?..
– Видишь ли, – сказал Роджер, – я был полон впечатлениями, и мне надо было с кем-то поделиться, вот я и подумал, что здесь, в кругу людей, любящих живопись, меня будут слушать охотнее. Я теряюсь, когда меня не слушают.
– Значит, ты не зря съездил.
– Масса впечатлений, – подтвердил Роджер. – Я сделал кучу выписок. Жаль только, с ними нельзя справиться. Некоторые подробности, гм, пропали безвозвратно.
– Ты их потерял, – догадалась Джейн.
– Конечно, нет. Они всегда были при мне. Просто моя записная книжка, как бы это сказать, немного подмочена. Боюсь, эти люди из «Ежемесячного развлечения» будут несколько разочарованы. Они уже звонили вчера и спрашивали, когда ждать первый очерк.
– И поэтому ты…
– Ну конечно, нет!.. У меня были другие причины. Здесь ведь полон дом людей, неравнодушных к искусству. Кстати, кто это гремит там наверху?
– Наверное, Энни. Мисс Робертсон после беседы с инспектором ушла к себе. Инспектор в библиотеке – должно быть, разговаривает с викарием. А мистер Годфри не знаю где.
– Как быстро появился этот инспектор. А Энни – это здешняя горничная? Такая рыжая?
– Рыжая – это предыдущая Энни, ты редко здесь бываешь. Да, на удивление быстро, я и не думала, что так бывает… Господи…
– Он внушает уважение, – быстро сказал Роджер, – хотя выглядит очень молодым. Следствие в надежных руках. Надеюсь, он был аккуратен с мисс Робертсон, ее ведь трудно будет успокоить, сколько я ее помню.
– Да, он был очень учтив, он даже за весь разговор ни разу… – сказала Джейн и осеклась.
– Ну-ну, – с интересом сказал Роджер. – Продолжай.
– Ну ты же знаешь, – неохотно начала Джейн, – наш дом очень старый…
– Неравномерно старый, – уточнил Роджер.
– Вот именно. Он как костюм с карманами там, где их меньше всего ждешь, и непонятно, кому придет в голову что-то хранить в таких местах…
– Карманы делаются в мнемонических целях, – сообщил Роджер. – Через некоторое время человек привыкает ассоциировать с печенью две серебряные полукроны, а с сердцем – зубочистку и театральные программки; из этого происходят всякие интересные следствия. Почему ты отказываешься публиковаться? Я уверен, твой стиль понравится людям. Хочешь, я поговорю с «Ежемесячным развлечением»? Наверняка их заинтересует серия очерков из деревни, написанных наблюдательной девушкой, образованной, но не потерявшей расположения местных жителей.
– Перестань, – сказала Джейн.
– Да, конечно. Ты говорила о том, что там с инспектором и мисс Робертсон и почему ты об этом знаешь.
– Так вот, я шла мимо библиотеки и совсем не собиралась останавливаться… Но когда я дошла до статуи, которую покойный сэр Джон поставил в коридоре…
– Сатир с сорокой, – уточнил Роджер. – Я помню. Прекрасная вещь, острый стиль. Затаенный юмор и внимание к бытовым деталям.
– От сороки уже не так много осталось, – сказала Джейн. – Дело в том, что Энни…
– Нынешняя?..
– Рыжая… Впрочем, это неважно. У меня в руках была розетка с вареньем из айвы, уже не помню почему. Я же несла ее мисс Робертсон!.. Она попросила айвы. Куда я ее потом дела?..
– Найдется, – сказал Роджер. – Так что там с сатиром?
– Я пролила немножко варенья – руки дрожали – и мне пришлось поставить розетку, сходить за тряпкой и оттирать сатира и сороку. Кстати, айва удивительно хорошо смотрится на старом мраморе, а будь в ней немного больше сахара и цедры…
– Не зря я сюда приехал, – одобрительно сказал Роджер. – Ну а дальше?
– Понимаешь, дом старый, и в нем много странностей со звуками. Они то пропадают вблизи, то разносятся очень далеко. Например, если стать рядом с сатиром, замечательно слышно все, что говорят в библиотеке, а стоит отступить на два шага – и все пропадает.
– Любители органной музыки называют это «поразительным акустическим эффектом», – сказал Роджер. – Один человек таким образом узнал много лишнего в соборе Святого Павла. Потом он уверял, что это были голоса ангелов. Они советовали ему пойти в лавку Коупленда и купить сукна с гладкой каймой, пока оно еще есть. Он тогда сильно потратился.
– Я не собиралась подслушивать!.. Надо же было оттереть сатира, пока айва не въелась в него навсегда; кто знает, как мрамор реагирует на такие вещи.
– Никто тебя не обвиняет, – сказал Роджер. – Каждый на твоем месте повел бы себя точно так же. Так что там было?
– Сперва инспектор усадил ее в кресло и спросил, как она себя чувствует и в силах ли отвечать на вопросы, а мисс Робертсон поблагодарила его за любезность и сказала, что предпочтет ответить на все сейчас. Он спросил, кем она приходится хозяевам этого дома и давно ли здесь живет. Она сказала, что была подругой покойной хозяйки и живет в Эннингли-Холле, кажется, уже лет десять. «Смею надеяться, – прибавила она (я не видела ее жест, но могу его представить), – смею надеяться, я не заставила их раскаяться в гостеприимстве».
