К концу 1939 года идея бомбардировки Баку уже некоторое время витала в британском и французском правительствах, но в марте 1940-го, когда СССР одержал победу над финнами в Зимней войне, она вновь вышла на первый план. В начале того года штаб ВВС Британии подготовил доклад, в котором прогнозировалось, что всего нескольким бомбардировщикам удалось бы парализовать советскую нефтяную промышленность и тем самым нанести удар по гитлеровскому военному производству. В начале марта 1940 года военный кабинет одобрил строительство необходимых аэродромов в Турции525, и через месяц модифицированный самолет «Локхид-Электра», принадлежавший фоторазведывательному отряду Королевских ВВС в Хестоне, совершил два разведывательных вылета с авиабазы Хаббания в Ираке, чтобы выполнить фотосъемку интересующих объектов. В соответствии с отданными секретному агенту распоряжениями сохранять «правдоподобную возможность отрицания», с корпуса «Локхида» удалили опознавательный кружок Королевских ВВС и вместо него нанесли гражданскую маркировку. Из этих же соображений экипаж самолета, состоявший из пяти человек, переоделся в гражданскую одежду и не имел при себе никаких военных знаков отличия.
Первая разведывательная вылазка прошла удачно, без происшествий, а вот вторая – полет над Батуми, состоявшийся 5 апреля 1940 года, – привлекла внимание советских оборонительных сил. Они заметили, как «Локхид» перелетает советско-турецкую границу, и над городом его обстреляли зенитные артиллерийские орудия, а потом за ним погнались истребители Красного воздушного флота. И словно для того, чтобы подчеркнуть важность этой миссии, на перехват нарушителя выслали истребители, выкрашенные под Messerschmitt Bf-109526.
Реакция Советского Союза не ограничилась высылкой «мессершмиттов». В то самое время, когда «Локхид» кружил над Закавказьем, британский эмиссар сэр Стэффорд Криппс находился в Москве и вел переговоры с Молотовым. Его миссия состояла прежде всего в подготовке торгового договора, но, как обычно, опиралась на идею о том, что торговля – всего лишь первый шаг к улучшению политических отношений, которые должны помешать дальнейшему укреплению отношений между СССР и нацистской Германией. Как ни странно, Молотов в те дни был очень услужлив и всячески давал понять Криппсу, что Советский Союз жаждет заключить с Соединенным Королевством торгово-политическое соглашение.
Столь нетипичное для Молотова дружелюбие, по-видимому, объяснялось тем, что СССР узнал об англо-французских планах в отношении Баку и Батуми. Как именно советским властям удалось что-то разведать, остается неясным, но в начале марта 1940 года они уже точно были осведомлены об этих планах: согласно источникам во французских дипломатических кругах, мысль о возможном воздушном ударе по Закавказью так напугала Советы, что они обратились за советом к американским инженерам, желая узнать, каковы были бы последствия авиаудара. Ответ специалистов не оставлял места для сомнений: «Из-за способа, каким разрабатываются нефтяные месторождения, земля вокруг них так насыщена нефтью, что огонь немедленно перекинется на весь прилегающий район. На тушение пожара уйдут месяцы, а на возобновление добычи – годы»527. Вскоре после того, как было высказано это экспертное мнение, советский посол в Лондоне обратился к Галифаксу с предложением возобновить переговоры о торговле. Очевидно, что советская сторона готовила пропагандистское наступление, чтобы предотвратить любые воинственные действия такого рода. Как предположил военный и дипломат Фицрой Маклин, советский план сводился к тому, чтобы посеять в умах союзников сомнения относительно наилучшего способа действий: «Запутать нас, а потом как можно дольше держать нас в своей игре и тем самым получить необходимую передышку». И, как язвительно добавил Маклин, добиваясь этой цели, Советы, «похоже, нашли добровольное орудие в лице сэра Стэффорда Криппса»528.
Между тем «Локхид» и его экипаж вернулись в Хестон, а пленки были переданы в разведывательный отдел Королевских ВВС, и там занялись анализом добытого материала. В своем заключении, переданном политическому руководству в середине апреля, аналитики написали, что сколько-нибудь «существенное снижение производства нефти в России из ее собственных источников… должно рано или поздно привести к полному краху военного потенциала СССР». «Кроме того, – добавляли они, – нанесение вреда российской нефтяной промышленности может косвенно повлечь катастрофические последствия для Германии»529. Вскоре инициативе Королевских ВВС, за которую громче всех выступал коммодор авиации Джон Слессор, начальник отдела планирования в министерстве ВВС, присвоили название «Операция Pike»
[13].
Активная поддержка Слессора была очень показательна. Слессор – опытный летчик и автор вышедшей в 1937 году работы «Воздушная мощь и армии», где предлагалось усилить взаимодействие армейских и военно-воздушных сил и использовать авиабомбежки как оружие устрашения, – был одним из самых авторитетных сторонников тактического применения воздушной мощи в Королевских ВВС. И он не был одинок. Во многом 1940 год ознаменовал момент наивысшей веры в военный потенциал бомбардировок с воздуха: многие еще хорошо помнили разрушительную атаку люфтваффе на испанский город Гернику, которая произошла три года назад, и германские бомбежки Варшавы в прошлом году. Мнение, высказанное британским премьер-министром Стэнли Болдуином в 1932 году, – «бомбардировщик всегда справится со своей задачей», – по-прежнему многие разделяли – по крайней мере до 1941 года, пока Доклад Батта не опроверг миф о всемогуществе воздушных сил, доказав, что лишь одному из четырех экипажей Королевских ВВС удается сбросить боеприпасы не далее чем на пять миль от поставленной цели530. Таким образом, оглядываясь вспять, в «Операции Pike» можно увидеть выражение спеси Королевских ВВС – неоправданной и преувеличенной уверенности летчиков в собственных способностях.
Выдвигались и другие возражения. Многих из тех, кто ранее возражал против военного вмешательства Британии в Зимнюю войну, теперь шокировало то беззаботное легкомыслие, с каким обсуждалась возможность нанести агрессивный удар по СССР. В начале марта 1940 года, в ходе дебатов в Палате Общин на тему Финского кризиса член парламента лейборист Джозайя Веджвуд возмущенно выступил против удара по Советскому Союзу. «Это просто поразительно, – сказал он, – в разгар войны с Гитлером нам предлагают необоснованно затеять еще одну войну – с Россией»531. Он говорил так, имея за плечами личный опыт. В молодости он получил ранение в ходе другой «второстепенной кампании» – Дарданелльской операции 1915 года, а тремя годами позже участвовал в работе британской разведывательной миссии в Сибири.
Более практические соображения высказал лорд Хэнки: в январе 1940 года он указал правительству на то, что конечная цель удара по советской нефтяной промышленности – нанесение вреда Германии – неосуществима. Он сообщил, что в Германию попадают лишь «ничтожные струйки» советской нефти, и добавил – совершенно справедливо, – что для германской промышленности «гораздо более важным и обильным источником нефти» служит Румыния. Хотя количественные данные, которые он назвал, позже опроверг доклад, подготовленный для правительства, в главном лорд Хэнки был все же прав. В марте министр полезных ископаемых Джордж Ллойд доложил кабинету, что экспорт нефти из СССР и оккупированных территорий Восточной Европы в Германию составляет всего 3 % запасов топлива, которыми располагает Германия532. Таким образом, зависимость Гитлера от советского топлива оказалась неоправданно преувеличена.
