– Километров пять-шесть, не дальше. Немного побродим по лесу, поищем озеро, о котором нам рассказал менеджер, пока мы осматривали дома, – ответил папа. – А у вас какие планы?
– Капсула времени. – У Хельги была идея насчет выполнения этого пункта из «Книги приключений», и сегодня вечером предстояло ее осуществить.
– Стоит расспрашивать? – хмыкнул Мартин.
Она глотнула остывшего чаю, после чего ответила:
– Нет. Но если у вас найдется металлический ящик для инструментов, буду признательна, если вы мне его э-э-э… отдадите.
– Поищи в микроавтобусе. Ключи я оставил на журнальном столике в гостиной.
– Спасибо. – Она улыбнулась. – Инструменты отдам Оливеру.
– А где Лукаш? – Френцис осмотрелся. – Он разве не пойдет с вами?
– Назвавшись старым больным человеком, он отказался, цитирую, «переться в сырой студеный лес», – пожал плечами Мартин.
Папа поправил рюкзак, посмотрел на часы и оглянулся на плотную стену деревьев, словно настраиваясь на предстоящий поход.
– Кстати, милая, ночью приехала мама, – сообщил он. – Она очень поздно выехала из Праги и добралась сюда только к трем часам, поэтому мы не стали тащить ее к озеру. Она останется и присмотрит за вами. Так что, если что-то понадобится – сразу к ней.
Под «что-то понадобится» явно имелось в виду самочувствие Хельги, и она прекрасно это понимала. Убедившись, что дочь получила все необходимые наставления, папа вслед за родителями Оливера зашагал вверх по тропинке и скоро исчез под сенью деревьев. Выждав еще немного, Хельга попрощалась с Френцисом и направилась к дому взрослых. Ее очень обрадовала новость о приезде мамы, и теперь большего всего хотелось повидаться с ней.
Мама отыскалась в одной из спален на втором этаже. Сквозь приоткрытую дверь Хельга увидела, как она сидит на кровати в своем любимом темно-синем халате, пьет кофе и листает газету. Мама стянула волосы в небрежный хвост на затылке; ее лицо осунулось, черты стали резче, щеки впали, а под глазами залегли тени. Но, несмотря на это, она была очень красивой.
Тайком наблюдая за мамой, Хельга испытала странное облегчение, смысл которого поняла не сразу. В глубине души она боялась, что мама передумает и не приедет. Несмотря на все разногласия и недопонимание, Хельга очень любила маму и переживала, что причиняет ей боль. Кроме того, она не прекращала винить себя в недавнем нервном срыве.
Хельга легонько постучалась в дверь.
– Можно войти?
– Хельга, дорогая! – Мама улыбнулась. – Что ты здесь делаешь в такую рань? Сейчас только половина восьмого…
– Мне не спалось. – Она прошла в комнату и опустилась на край кровати. – А потом пришел папа, сказал, что ты здесь, вот я и…
Мама поставила чашку на ночной столик и крепко обняла Хельгу.
– Как хорошо, что ты пришла! – прошептала она ей на ухо, поглаживая по голове. – Я хочу извиниться…
Хельга закрыла глаза.
– Все хорошо, мам. Правда.
– Но я наговорила ужасных вещей… Мне не стоило срываться на вас с Матиасом.
– Давай просто забудем, – предложила Хельга.
Ей хотелось перевернуть страницу и больше не вспоминать о плохом. Мама отстранилась и, заглянув ей в глаза, улыбнулась:
– Пусть будет по-твоему. Как ты себя чувствуешь?
– Неплохо. А ты?
– Лучше. Когда вы уехали, я решила, что пора взять отпуск и прочистить мозги: убралась дома, отнесла в благотворительную организацию половину вещей из своего гардероба, расчистила кладовую и выбросила кучу хлама. А еще я добралась до заднего двора и того ужасного ржавого фургона, который стоит там уже целую вечность… Я знаю, как он дорог вам с Матиасом, поэтому кое-что сделала.
– И что же?
Хельга с замиранием сердца ждала ответа. Увезти фургон мама не могла, починить – тоже. А других догадок у нее не было.
– Увидишь, когда вернешься домой, – поддразнила ее мама.
– Ну, мама!
– Это сюрприз.
– А папа знает?
– Чтобы он все разболтал вам раньше времени? – Мама покачала головой. – Он же совершенно не умеет хранить от вас секреты!
Пытаясь представить, что мама могла сотворить с фургоном, Хельга молчала и задумчиво покусывала губу. Голос мамы наконец вернул ее к действительности:
– Кстати, звонил доктор Новотный, хотел узнать, как у тебя дела.
– Я увижусь с ним через три дня.
– Он еще раз напомнил о группе поддержки, которая собирается у них в больнице, и сказал, что…
– Нет. – Хельга умоляюще посмотрела на маму. – Прошу тебя, не надо снова об этом. Я уже сделала свой выбор и не пойду туда.
Мама устало вздохнула.
– Почему?
– У меня уже есть группа поддержки: семья и друзья. И другая мне не нужна, понимаешь?
– Но там работает квалифицированный психолог и собираются дети… прости, подростки, которые могут понять тебя лучше, чем друзья. Они ведь, как и ты, столкнулись с неизлечимой болезнью, и им знакомы чувства и страхи, которые тебя одолевают. Почему бы не попробовать?
Хельга отодвинулась, ссутулилась. Ей вдруг стало неуютно и захотелось уйти.
– Послушай, я не настаиваю, просто прошу подумать об этом снова… – тем временем продолжала мама. Ее спокойный, полный решимости тон не оставлял сомнений: она не отступит, пока Хельга не сдастся.
– Нет.
– Доченька, не упрямься.
– Ты не можешь заставить меня делать то, чего я не хочу.
– Вообще-то могу. Тебе еще нет восемнадцати и, как твоя мать… – начала она, но тут же осеклась, заметив потрясение Хельги. – Ты права, никто не станет принуждать тебя силой. Прости. Я просто не понимаю, почему ты отказываешься?
– Ты действительно хочешь знать? – Голос Хельги поник. – Хорошо, я скажу… Я не хочу два раза в неделю встречаться с незнакомцами и болтать о смерти. Может, ты думаешь, что дома, среди родных и друзей, я забыла о ней? Нет, мама, о ней нельзя забыть.
Хельга оттянула ворот свитера и продемонстрировала наклейку кардиомонитора.
– Постоянная боль и эта штуковина – лучшее напоминание! – сказала она, чувствуя нарастающее раздражение. И зачем она сюда пришла? Неужели надеялась, что разговор в этот раз закончится иначе? – Я думала, что ты наконец сможешь меня понять, но нет. Тебя коробит от одной мысли, что я переживаю все это совсем не так, как ты!
– Потому что это ненормально, – сухо отрезала мама. – Ты ни с кем не говоришь о своей болезни, не плачешь, не переживаешь…
– Так все-таки в этом дело? Я не выгляжу достаточно несчастной?! – Хельга вскочила как ужаленная. – Да как ты можешь?
