Первая группа, заметив его, подалась вперёд, побросала сигареты и, казалось, готова быласа обступить, только он поднимется. Другие как будто не понимали, как себя вести: они просто воплощали собой некую силу, а как применить её, сами не знали. Поэтому, когда Рома поднялся, возникло странное недоумение: никто не обратился к нему, первые будто боялись вторых и молчали, те тоже не знали, что им делать. Рома остановился, переводя взгляд. Трое были обычные мужички, двое же одеты в форменные тёплые куртки, берцы и на поясах угадывались не то дубинки, не то кобура. Они были похожи на охранников, но кого собирались охранять, Рома не понимал. Пожал плечами и шагнул к двери.
– Эй, – услышал в спину; окликнул охранник. – Ты… вы это…
– Да он это, он, – буркнул второй вполголоса.
– Ага. Ну, так это. Нам вас. Проводить. Ждут уже. Айда.
Он шагнул и встал справа, вплотную к Роме. Тот ещё не успел открыть дверь, обернулся. Первая группа загудела с задавленным возмущением: «Начинается! Наглость – второе счастье!» Но ничего не предпринимали. Рома глянул на них. Они отводили глаза. Охранники в их сторону даже не смотрели. Рома обернулся и понял, что ничего предпринимать они не будут – никакой решимости в их позах не было. Его должен был впечатлить сам их вид.
– Я догадываюсь, что меня ждут, – сказал он спокойно. Открыл дверь и вошёл в ДК. Услышал, как сзади возникла толкотня: люди отстраняли друг друга, чтобы войти первыми.
В фойе было непривычно людно для столь раннего часа. Мужчины и женщины, в основном в возрасте или пожилые, не сняв одежду, только расстегнувшись и без головных уборов, толпились у входа, громко и нервно разговаривая. Всё это походило на фойе районной поликлиники до начала приёма. Глаз выхватывал какие-то лица, головы с залысинами, седые кудри, косметику на морщинистой коже… Пахло мокрой шерстью. На звук открывшейся двери с затравленным видом вынырнул из своей каморки Капустин, увидел Рому, буркнул: «Наконец-то», – и скрылся. Люди, увидев его, замолчали и стали жадно вглядываться, словно пытались понять, кто перед ними. К такой реакции Рома привык, так происходило каждый раз, и он остановился, давая им разглядеть себя. Точно так же он делал со зверями, так же надо вести себя и с людьми – приглядятся, принюхатся, поймут, кто перед ними, и перестанут бояться.
Но тут направление взглядов изменилось, и внимание из жгуче любопытствующего стало агрессивным: следом вошли охранники и тоже остановились, замерли у двери, не совсем понимая, что им дальше делать. Было видно, что всё это время между ними и этими людьми шло противостояние. Рома решил не принимать в нём участие.
– Серёж, дай, пожалуйста, ключ. – Наклонился к Капустину. Тот шлёпнул ключом по деревянному подоконнику, даже не показав головы.
В толпе сдетонировало. Заговорили все сразу, подались к нему. Не слушая никого, плывя в голосах, Рома пошёл к двери в шахматный класс. Все потянулись следом. Открыв комнату – она нравилась ему тем, что там было много лавок, которые обычно ставили вдоль стен, а не рядами, как в обычном классе, – он широким жестом указал на них, и люди стали расходиться, кто-то вставал у стены, другие пытались держаться поближе к Роме, но все были готовы ждать – своей очереди и его внимания.
– Я выслушаю. Я сейчас всех выслушаю, – спокойно говорил Рома в ответ на чью-то просьбу и снимал куртку. – Сейчас. Только не все сразу. – Люди стали стихать, шикать друг на друга. Волна гомона постепенно сплывала. – Ага, хорошо. Хорошо, – говорил Рома. – Теперь слышу. Говорите. – Он посмотрел прямо на женщину, которая стояла ближе всех и была готова вцепиться ему в руку. Но взгляд скользнул дальше – в дверях появились охранники, уже не такие уверенные, но раздражённые.
– Так, мы эта… – заговорил первый, когда их взгляды встретились.
– Нам велено сразу везти, – сказал второй.
– Там ждут. А чтобы здесь – это…
– Пошли, короче. С нами, – кивнул второй.
– Куда? – спросил Рома. Люди в тяжёлом безмолвии уставились на охранников. Рома почувствовал, что всё это легко может дойти до драки.
– Так там… – начал было первый, но второй его перебил с озлоблением:
– Куда надо. Сказали, так иди давай. Дважды звать не будут.
– Вы хотите сказать, что меня ждёт ещё кто-то, кого здесь нет? – сказал Рома. Мужики переглянулись, после чего второй с раздражением шагнул к Роме:
– Ты поговори ещё… – И готов был схватить его за плечо, но Рома с таким недоумением проследил за его движением, что тот опустил руку и просто остался стоять, не понимая, что предпринять дальше.
Толпа зашевелилась. В ней стала зарождаться агрессия. Роме показалось, что он чует её запах. В себе тоже заметил ниоткуда появившееся напряжение. Глубоко вздохнул, преодолевая его. «Ты видишь, как это происходит? Это общее, они чувствуют одно и то же, все сразу. Как звери», – сказал ведяне. Почему-то от этой мысли стало спокойно, будто он вышел из общего круга. Но всё равно необходимо было что-то делать. Он бросил куртку позади себя на лавку и сел.
– Скажите человеку, который вас прислал, что я поговорю с ним здесь, – сказал, глядя на охранника снизу вверх. – Или пусть ждёт. – И обернулся к женщине, всё ещё стоявшей в двух шагах от него, кивнул и сказал: – Говорите.
Она с испугом посмотрела на охранников, потом нерешительно обернулась на Рому, но всё-таки заговорила, нерешительно и медленно. Скоро забыла обо всех и уже не могла остановиться – её несло волной эмоций, она высказывала то, с чем пришла, и Рома слушал, вглядываясь в чёрную воронку, которая открывалась за ней, тоже не думая больше ни о ком. Он знал, что только так можно понять человека – если всё остальное отступит, перестанет существовать. Периферийным зрением продолжал замечать, что охранники ещё стоят рядом, но потом забыл о них и скоро перестал их видеть – они ушли.
Дальше всё пошло как обычно: он слушал, изредка вставляя слово, не задавая вопросов, а только указывая на то, чего человек не понимал сам; люди сменялись, кто-то уходил, не рассказав, кто-то даже после рассказа оставался; все истории переживали вместе, это было соприсутствие, которого никто не стеснялся. Рома знал, что так же, как он сам не запоминает и не держит в душе ничего из того, что люди ему рассказали, так и они не запомнят ничего из того, что услышат здесь, – останется только впечатление, очищение и пустота на месте беды.
Как вдруг распахнулась дверь, и появился дядя Саша.
– Ромик, ты чего? Ты вообще того, что ли? Это же… Ну я прямо не знаю как!..
Рома не поднял глаза. Только несколько человек обернулись, остальные также не повернули головы. Дядя Саша, подождав, прошёл в круг, остановился, послушал, но потом решительно приблизился к Роме и наклонился почти к самому его лицу:
– Ромик, ты слышишь? Ты чего творишь?
Рома поднял глаза – он только сейчас его увидел, но не сразу узнал: лицо дяди Саши было странным.
– Ты чего творишь? К тебе – человек, все дела, такое всё, а ты – это как вообще? Так ведь ты думай! Так ведь, как со всеми – иногда же нельзя!
