Другими словами, в зале было громко. И почти темно – плохо освещённым оставалась лишь ближняя часть, где углом стояли столы, а в центре были темнота, духота, запах алкоголя, мельтешение светомузыки и отупляюще громкие звуки.
На это Рома и рассчитывал.
Он прикрыл за собой дверь, подождал, пока привыкнут глаза, и осмотрелся. Людей было не сказать, чтобы много: стол накрыт на узкий корпоратив. Все уже поели и отжигали. Сытые, обтекаемые фигуры административных работников и руководства шоколадной фабрики, менеджеров в хороших костюмах, крупных, успешных в карьере кабинетных женщин и худеньких недавно пришедших, – всё это наполняло темноту движениями и голосами.
За столами было пусто. С одного только края сидела какая-то худенькая, наверное, первый раз на корпоративе и не знает ещё, что делать. Сидела, отодвинувшись от стола, закинув ногу на ногу, и смотрела на танцующих. Рома даже в темноте увидал, что была она в коротком, облипочкой платье, и ноги светились нейлоном. Красивые, впрочем, ноги. В метре от неё, в середине стола, сидели два мужика, уже хорошо набравшиеся, сидели, облокотившись друг на друга, сблизив по-братски одинаково круглые, с залысинами лбы, и, стараясь перекричать музыку, что-то друг другу втирали. Обрывки пьяного разговора долетали, как куски чего-то рыхлого и неопрятного.
Рома оглядел стол, выискивая, где остались чистые тарелки и побольше салата. Обычно такие бывают с краю. Нашлось на углу, недалеко от мужиков. Рома подвинул стул и сел. Положил салат, дотянулся до хлеба и мясной нарезки, рядом оказались нетронутые шпроты, стыдливо прикрытые веточкой петрушки. Принялся уминать всё сразу, стараясь, однако, не торопиться и не терять осанки. Он не лишний здесь, он просто опоздал. Или даже только что отплясал, проголодался, решил снова поесть.
Выстраивая себе такую ментальную схему, лопал с чувством, что не ел год. Приметил чуть подальше куски шашлыка в общей миске. Недалеко стояла початая бутылка красного, и Рома уже размышлял, выпить или не стоит. Музыка умолкла и занялась опять, теперь потише. В глубине зала зажёгся экран телика, на котором поплыли фотографии цветов и цветные буквы текста песни, на его фоне возник чёрный силуэт, запел дурным голосом, не попадая в мотив: «А белый лебедь на пруду качает павшую звезду, на том пруду…» Кто-то пытался под это танцевать. До Ромы стало доносить обрывки голосов, а потом и людей, они выплывали из темноты, быстро замахивали что-то со стола и уплывали обратно. Кто-то вглядывался в Рому, но ничего не говорил. «Они друг друга не знают, с чего бы им обращать на меня внимание», – говорил он себе и не поднимал головы. Он ел.
Он ел и вдруг заметил, что сидевшие до того смирно и крутолобо мужики преобразились. Подняли головы, оглядывались явно в поисках приключений. Танцы их не интересовали. Рома, сидевший возле пустой бутылки водки, тоже. Пощупав пространство осоловелыми глазами, они сфокусировались наконец на сидящей в конце стола тёлочке. Рома прямо услышал, как скрипит, наводясь, оптическая фокусировка у них в головах. Ещё полминуты прошло, пока зрительный сигнал достиг мозга, после чего оба поднялись и двинулись к цели, не сговариваясь.
Они сперва склонились возле неё, потом с шумом подвинули стулья и сели, продолжая ей что-то втирать. Что именно, Рома не слышал, но понял, что девушка не отвечает. И точно уж не смеётся. Но и уйти не пытается. Впрочем, может, просто не слышно, что она им отвечает. «Не моё дело, все взрослые люди», – подумал Рома и опустил глаза в тарелку.
Но уже через минуту поднял снова, потому что с той стороны стола донеслись злые крики. Правда, показалось, что мужские. Да, девушка по-прежнему молчала, глядела на мужиков, причём один ещё сидел, а второй стоял в метре и держал руку, как ошпаренную. Неужто огрела? – весело подумал Рома и принялся быстрее, не отрывая глаз от происходящего, запихивать в рот еду.
Похоже, он был прав: придя в себя, мужик снова дёрнулся к девушке, но та его резко толкнула в плечо, стоило ему приблизиться, да так, что тот с шумом попятился к стене. А потом она поднялась и как ни в чём не бывало пошла прочь из зала. Даже не ускоряя шаг, хотя прекрасно понимала, что боровы на неё пялятся. Шла плавно, неторопливо, с какой-то удивительной грацией, в коротком своём платье, с волосами по спине, спокойная и гордая.
Вышла. А через секунду мужики, турнув один другого, подорвались за ней следом. Выскочили, чуть не застряв в проёме, громко шарахнули дверью.
Сиди, сказал себе Рома. Сиди, разберётся, ничего с ней не станется. Она уже уехала, наверняка. Вышла на парковку, там её тачка. Какая-нибудь красная «мицубиша». Или «хонда». Или что там может быть у таких тёлочек. Села и укатила.
Он посмотрел в тарелку, где оставался ещё салат. Взял салфетку, вытер губы. Скомкал салфетку, кинул в тарелку, поднялся и вышел тоже.
В холле никого не оказалось, и Рома подумал уже вернуться: скорее всего, и правда успела уехалать. Но понял, что не сможет сейчас сидеть и жрать. Лучше просто свалить. Пойти домой, пока есть время.
Завернул в гардероб и потянулся уже к куртке, как услышал где-то в стороне крики, – опять мужские, и ещё какой-то утробный звук, а потом выдохнули: «Ебаааать». И снова шорохи.
Рома оставил куртку, выскочил из гардероба и дёрнул туда.
За углом был узкий, укрытый кафелем и залитый жутким светом коридорчик, по которому в обход зала можно было попасть на кухню и к заднему выходу. И там оказались все трое.
Впрочем, девушку Рома сперва не увидел, только догадался, что она там, под их телами, прижатая к стене, и они уже лапают её, шуруют красными потными руками. Он задал своему телу ускорения, чтобы налететь со всей дури, дёрнуть, развернуть, успеть вмазать по шее, пока те очухаются. Удалось; одного мужика бортанул, сам сразу же отлетел на три шага. Остановился, быстро глянул на то, что ему открылось.
Нет, похоже, облапать её не успели, привалили только к стенке и старались удержать. Она глянула на Рому в этом мертвенном свете, и вдруг он её узнал: это она сидела сегодня на подоконнике в ДК. Тот же спокойный взгляд, то же нездешнее лицо. Да, точно она. И ещё мелькнуло что-то знакомое – так смотрела немая девочка из Ведянино. Да ведь и похожа, только эта постарше. Сестра, что ли?
Секундная пауза кончилась, все зашевелились, будто где-то на пульте нажали Play.
– Это что? – заревел тот, то стоял напротив, и дёрнул на Рому со всей дури.
Нёсся, как носорог, даже стена не могла бы его остановить. Однако Рома за это время успел подумать три вещи: во-первых, что он снова во что-то вляпался; во-вторых, что мужики хоть и толстые, но не рыхлые, а очень даже крепкие; и, наконец, в-третьих, что девушка, похоже, тоже немая: другой мужик что-то орал, а она по-прежнему смотрела на него с неестественным спокойствием.
А потом он увернулся от прущего на него тела и дал ему промеж лопаток, для верности сложив кулаки. Носорог грохнулся на четвереньки, успел поднять голову, но Рома ждать не стал, заехал ему ногой в подбородок, как будто пнул мяч. Голову откинуло наотмаш, мужик грохнулся к стене, из разбитой губы брызнула кровь. Кажется, он зарычал, но Роме было уже некогда вникать: сбоку на него налетели и смяли.
