– Лис, – пробормотал, чувствуя, как силы снова подводят. – Ведяна… Лис.
Лис уже скользнул под забор. Рома качнулся было за ним, но замер. Как замороженный, стоял и не понимал, что делать, как сейчас быть. Потом что-то в нём ожило. Кровь прилила к голове, и силы вернулись. Он развернулся и пошёл к калитке.
– Куда? – послышалось с крыльца – это вышла Ленка. – Только же очухался. Ром!
В этот момент к дому подъехала машина. Он услышал звук, увидел через забор белый копот. Дверца хлопнула, кто-то из неё вышел и открыл калитку.
Там они и столкнулись – это был дядя Саша.
– Ромочка!
Первая растерянность сменилась на его лице радостью, он раскрыл объятия. Рома остановился и отстранился. Сразу же вспомнил – морды чёрных «крузеров», запах выхлопов в чистом, морозном воздухе, и свой страх за Лес. За Лиса – и за Лес. Смотрел так, будто не узнавал.
Дядя Саша – или уже Александр Борисович, в хорошем костюме, чисто бритый, очень сильно переменившийся – заметил это выражение и не обнял. Только похлопал по плечам и продолжил с той же интонацией:
– Живой! Как я рад! Мы так все, ты не представляешь, это что-то, ты просто – страсть же, страсть! Ты давай, так больше не болей, поседеешь с тобой, ужас, нельзя ведь…
– Ты всё-таки сделал, – перебил его Рома холодным голосом.
– Чего? – оторопело спросил дядя Саша.
– Стройку. Сделал, да?
– Да, Ромка! Ты прикинь! Ты его как поправил, уж я не знаю, что ты там сделал, но он вообще всё на себя взял! Рома, это же нам такое дело, нам всем: и центр, и музей, всё это…
– Река ушла? – перебил его Рома.
– Река? Какая река. В смысле?.. Я… не… что-то я не совсем…
– Там река, – сказал Рома, сдерживаясь и закрывая глаза. – Впадает в Итиль. Болота от неё. Вокруг – болота.
– Я не знаю, вообще не понимаю, какая река, нет там вроде, там же это, ну, Итиль, да, а ещё-то… Да ты увидишь! Ты посмотришь, тебе самому понравится. Там такое место, там же всё просто – ах! И центр, и музей, и природа! И для туристов – ну, домики. Как надо. Реконструкция, по записям, от Соколова, реконструкции типичной деревни, ты проект как увидишь, тебе понравится, Ромик, правда. А для города – это же спасние, ну, для экономики в смысле…
Рома молчал и только кивал. Он не находил в себе сил говорить.
– Да идите же в дом, ветер на улице, – послышалось с крыльца – Ленка стояла там, не спускалась вниз.
– Покажешь? – спросил вдруг Рома, подняв на дядю Сашу глаза.
– Что?
– Стройку. Покажешь?
– Ну а то! Конечно. Как получше тебе ста…
– Поехали. – Он шагнул к калитке.
– Куда?! Только встал, температура же! – донеслось с веранды.
– Сейчас? – опешил дядя Саша. – Ром, да ты…
– Ладно. Как хочешь. Я сам. – Он открыл калитку и успел сделать шаг.
– Да чтоб тебя! – Дядя Саша дёрнулся за ним. – Ладно, залазь. Быстро – туда и обратно.
Открыл машину, сел за руль. Завёлся. Было видно, что на крыльце что-то продолжала кричать Ленка.
– Ты бы хоть куртку какую взял, – журил дядя Саша, бросая на него взгляд через зеркальце и выкручивая руль на колдобинах. – Прохладно же ещё. О здоровье подумай.
Рома не отвечал. Он молчал всю дорогу, зато дядя Саша говорил, не прекращая – всё, что случилось, пока Рома болел, как переживали люди, как переживал лично он, кто что для него делал и что делал лично он. И как это было сложно, ведь в то же время он регистрировал национальное общество, хлопот с этим много, ездил в областной центр, но надо в Москву, без этого никак, ничто не решается без Москвы, а как он поедет, если Рома болеет и весь город на ушах, да и куда вообще они теперь без него, итилиты… Рома молчал. Он вцепился глазами в дорогу. В голове была пустота. Чувство беды, рухнувшее на него, не проходило, оно мешало думать, мешало что-либо понимать. Почему, почему – только это стучало в висках.
Выехали из города. Машина запрыгала, сбавила скорость, стала клевать носом в колеях. Дорога, по которой он всегда ходил в лес, расширилась, её разъездили тяжёлым транспортом, отпечатались глубокие следы больших колёс. Стали подниматься на холм. Навстречу им выехал и принялся спускаться пустой КамАЗ.
– Капитального строительства не будет, почвы песчаные, нельзя, всё на сваях, но так нам только на руку – как и было, как всегда строили, приречные деревеньки-то, – говорил дядя Саша. – Так что увидишь – аутентика, сплошная аутентика.
КамАЗ прогрохотал справа. Поднялись на холм – и повернули туда же. К Итили.
– Куда? – бесцветно спросил Рома.
– Да вон, недалеко, – кивнул дядя Саша вперёд по ходу движения. – Сейчас сам увидишь.
Но Рома уже видел: плешь Кривошеина, точнее, весь холм, ближний к Итили, был огорожен, часть срыта, крутой бок отсыпан. В вязкой весенней глине стояли техника и будка строителей. Стройка была пока сплошным месивом, понять что-то невозможно.
Только какая разница. Это было не то. Он уже понимал: не то и не там. Но что же тогда? Почему?
– Ты не смотри, – говорил дядя Саша, – так-то всё ещё только-только, но совсем скоро – вот увидишь. Мы лес ждём, должны через пару дней, обещали уже. Ну, для домиков. И для музея. Итильская слобода – нравится?
Подъехали и остановились перед въездом на стройку. У ворот стояли два столба, между ними была растяжка: «Эколого-просветительский центр «Итильская слобода».
Рома вышел из машины. Остановился, глядя перед собой. Деревянные, почерневшие от времени итилитские домики легко представлялись в этом пейзаже. Пустые домики, речной ветер хлопает открытой дверью. И рыболовная сеть полощется белым стягом. Как где-то там, в оставленном дедовом – его – доме.
– Тут, конечно, проблем – выше крыши, – всё не прекращал болтать дядя Саша. Он вышел тоже и остановился рядом. – Холм этот – отсыпа́ли, отсыпа́ли, а всё опять. Весна, конечно. Но лучше сейчас, чем потом, через год бы тут всё поплыло, да? Ну, вот и я так считаю. А место лучше, правда, лучше, чем там, в логу, это ты молодец, это ты правильно указал, там чего – комары одни, а тут – ветер, простор, Итиль. И для туристов, туристам же что ещё надо…
За холмом реки не было видно. Небо висело тяжёлое, тревожное, и легко было представить, что да, лежит она там, внизу, под яром, беспокойная, тёмная – такая же, как небо.
– Я место не указывал, – сказал Рома. Голос у него был глухой, как будто молчал год. – Это он сам. Я только сказал, что там ничего стоять не будет.
– И правильно! Конечно, вот и правильно! Зачем там-то? Это я не сообразил сразу. А тут – простор, а воздух-то какой, чуешь? Воздух! Для музея, для базы…
Он с шумом вдохнул, выпятив вперёд грудь, будто старался втянуть в себя весь этот простор, и вдруг обернулся к Роме, понизил голос и заговорил елейно, как раньше не умел:
