– Мам… – Голос Тео отрывает меня от мыслей. – Ты просто взяла и уехала. Мы так беспокоились.
– Я должна была увидеть эту выставку, – неубедительно оправдываюсь я.
Тео делает шаг назад, увидев портрет Ноа.
– Это она, да? – говорит он, его голос прерывается. Они с Петрой знают о Ноа. Я рассказала детям о ней и о том, как она спасла Тео, когда они стали чуть старше. Но я не стала говорить о том, как она оказалась в цирке, и о том, что у нее мог остаться родственник. Какие-то вещи лучше оставлять невысказанными. Я киваю. – Она красивая.
– Красивая, – повторяю я. – Больше, чем вы можете себе представить. Эту картину нарисовал молодой человек, которого она встретила во время работы в цирке. Она знала его совсем недолго, но они любили друг друга очень сильно. Я не знала, что с ним случилось, до сегодняшнего дня.
Несколько секунд мы молча смотрим на картину.
– Пойдем? – нежно спрашивает Петра.
– Нет, – уверенно отвечаю я. – Я не готова уходить.
– Мама, – терпеливо говорит Тео, как будто обращаясь к ребенку. – Я знаю, что цирк был огромной частью твоей жизни. Но теперь его нет. Пора возвращаться домой.
Я прочищаю горло.
– Сперва, – говорю я, – я хочу вам кое-что рассказать.
Петра хмурится, сильно напоминая в этот момент своего отца.
– Не понимаю, о чем ты?
– Идем. – Я указываю на скамейку, которая стоит в углу выставки. Сажусь и беру их за руки, усаживая детей по обе стороны от себя. – Есть продолжение истории, которое вам с братом неизвестно. До того, как Ноа нашла Тео, у нее был свой собственный ребенок.
– Правда? – В голосе Петры слышно небольшое удивление. Такие повороты судьбы не новость в нынешнее время, тогда как раньше, когда мы были молоды, это было настоящим скандалом.
– Да, – отвечаю я. Пропущенная глава истории, которую я никогда не рассказывала. Я единственная, кто об этом знает, и мне немного осталось. Надо рассказать им сейчас, чтобы история не ушла в небытие. – Она родила ребенка вне брака, отец ребенка был немецким солдатом, поэтому Рейх забрал его. Она так никогда и не узнала, что с ним стало. А потом она нашла тебя, Тео, и это стало для нее вторым шансом. Она любила тебя, как своего собственного, – добавляю я, поглаживая его руку. – Но она никогда не забывала о своем первенце. Прости, что никогда не рассказывала тебе об этом. Это был не мой секрет.
– Почему ты решила рассказать сейчас? – спрашивает Петра.
– Потому что я не буду жить вечно. Кто-то должен знать историю и передавать ее дальше. – Я снова поднимаю взгляд на картину с Ноа. – Я готова идти.
Петра встает и протягивает мне свою руку.
– Тогда идем.
Я беру ее за руку, и наши пальцы переплетаются. Тео стоит с другой стороны от меня. Я опираюсь на моего чудесного мальчика, и он наклоняет голову так, что наши лбы касаются друг друга.
– Снова мы идем все вместе, – говорю я. Они медленно провожают меня к выходу из музея, и я чувствую невидимые руки, которые направляют нас.
От автора
Несколько лет назад, когда я собирала информацию, я наткнулась на две впечатляющие истории в архивах «Яд ва-Шема». Первая – душераздирающий отчет о «Неизвестных детях» – вагоне, полном детей, которых отняли у родителей и отправили в концентрационный лагерь. Они были слишком малы, чтобы знать свои имена.
Второй была история о немецком цирке, который укрывал евреев во время войны. Цирк Альтхоффов взял к себе молодую еврейку, Ирэн Даннер, которая была родом из другой цирковой династии. Отрывки этой истории меня просто поразили. Во-первых, я узнала, что цирк укрывал не только Ирэн Даннер, но и ее сестру, мать и отца. Ее отец, Ганс Даннер, на самом деле не был евреем, он был солдатом немецкой армии. Когда его отправили в увольнение, приказав развестись со своей женой-еврейкой, он ослушался приказа и стал прятаться вместе с женой и детьми. Я также узнала о том, что Ирэн Даннер была влюблена в клоуна, который был членом цирка Альтхоффов, его звали Петр Шторм-Бенто, и у них родились дети.
Также во время поисков меня удивило, насколько богата и глубока история еврейских цирковых династий, включая семью Лорх (мать Ирэн Даннер была родом из этой семьи). Были и другие цирковые династии, такие как Блюменфельды, десять или даже больше родственников, выступающих в цирке или управляющих им. К сожалению, в основном все они были истреблены немцами.
Читая эти удивительные истории о неизвестных детях и цирковых династиях, я подумала, что их можно как-то объединить. Тогда я придумала историю про Ноа, юную голландскую девушку, которую выставили из дома после того, как она забеременела, которая, несмотря на свое одиночество и бедность, находит в себе смелость спасти ребенка из поезда. Я нашла ей союзницу в виде Астрид, еврейки, воздушной гимнастки, которая пережила тяжелое горе, когда ее муж не смог сделать такой же смелый выбор, как Ганс Даннер в реальной жизни, и решил аннулировать их брак.
«История сироты» – это не биография, и моя история не одна из тех, которые я нашла в процессе поиска, это скорее вымысел. Я очень свободно интерпретировала цирковые номера и то, как люди жили и выступали во время войны. Но я была так вдохновлена реальными людьми, о которых прочитала в документах – Ирэн Даннер и Петром Шторм-Бенто, – которым удалось сохранить любовь, несмотря на то что она была запрещена Рейхом. Владельцем цирка, Адольфом Альтхоффом, который с такой храбростью укрывал евреев. Меня также поразили изобретательные способы прятаться, которыми пользовались во время обысков.
Когда в 1995 году «Яд ва-Шем» присудил Адольфу Альтхоффу звание «Праведника народов мира», он сказал: «В цирке мы не разделяем людей по расам и религиям». Несмотря на то что эта книга является вымыслом, я бы сказала, что это дань уважения к этим людям и их храбрости.
Благодарности
Я часто говорю о том, что «История сироты» была для меня тяжелой книгой, написанной в тяжелое время. Причина в том, что я писала ее, когда моя семья боролась с серьезной болезнью, проверяя на прочность мантру «я могу писать, несмотря ни на что». Сама книга была также тяжелее, чем все, что я писала прежде, такой мрачной была эта тема. Например, для того, чтобы написать сцену с детьми в товарном вагоне, я поняла, что мне нужно представить в нем своих собственных детей. Я всегда испытываю большую благодарность тем, кто поддерживает меня в моей работе, но в этот раз я в большом долгу перед вами, такой неподъемной была для меня эта задача.
Искать информацию о цирке было непросто, и этот поиск вызвал во мне восхищение и глубокое уважение к тяжелой работе и мастерству, которого требуют цирковые номера, особенно воздушная гимнастика. Выражаю искреннюю благодарность Сьюзи Уинстон из цирка «Ворхауз» за ее глубокие познания, время и терпение и за помощь в описании трапеции.
Я очень благодарна Стейси Люткус и Эйми Раньян за их помощь с немецким и французским языками, а также консультанту по звукам, Андреа Пескинд Катц. Тем не менее, все ошибки – на моей совести.
