Я протягиваю руку к конверту. Затем останавливаюсь, представляя перед собой Люка и жизнь, которая ждет нас. Я возвращаю конверт обратно.
– Нет, – говорю я, услышав, насколько увереннее стал мой голос, я сама приняла это решение. Мое будущее – с Люком. И если я уйду с ним, Астрид возьмет документы себе. Так у нас обеих будет шанс.
Ее глаза расширяются от удивления.
– Да как ты смеешь? Я предложила тебе все, а ты хочешь отказаться от этого ради какого-то мальчишки?
– Все не так просто… – начинаю я.
– В последний раз тебе говорю: бери разрешение на выезд и уезжай. – Она протягивает мне его снова, голос у нее холодный, как сталь. Расстояние между нами как будто увеличивается на глазах.
Я смотрю на Астрид, не зная, как быть. Уйду с Люком наперекор ее желанию – и это станет для нас окончательным разрывом. Когда-то я бы сделала все, чтобы Астрид ни попросила, все ради ее одобрения. Но за последние дни во мне что-то изменилось. Именно мне приходилось заботиться об Астрид, принимать за нее решения. За нас всех, в общем-то. Я теперь не могу просто слушать. Я должна делать то, что считаю нужным.
– Прости, – говорю я, делая шаг назад.
Ее глаза снова расширяются от удивления, а потом снова сужаются – от гнева. Тогда она отворачивается от меня.
– Астрид, подожди, – говорю я, пытаясь продолжить этот разговор. Если бы только я могла сделать так, чтобы она поняла, но она уходит, оставляя меня одну.
Вдалеке звонит колокол, призывая зрителей занять свои места. А нас он зовет летать, в последний раз.
Глава 25
Ноа
Выходит, это представление будет моим последним.
По моим щекам ручьями текут слезы, когда музыка, открывающая представление, доходит до крещендо и приглушают свет. Что со мной не так? Я думала, что хотела этого: покинуть цирк и искать путь к свободе для себя и Тео, начать новую жизнь с Люком. Но я совсем недавно нашла для себя эту жизнь и лишь недавно научилась любить ее. Я не готова уходить.
– Гимнасты, трапеция! – зовет нас кто-то. Я вхожу в шатер, ищу глазами Астрид. Я не вижу ее: неужели она разозлилась настолько, что откажется выступать со мной? Но через некоторое время она появляется, выходит с противоположного края палатки и идет на арену, стиснув зубы. Как мы можем быть командой, когда она так рассержена? Однако зрители в темноте ждут, ничего не подозревая, они предвкушают зрелище. У нас нет другого выхода.
Я поднимаюсь по лестнице противоположной от Астрид, и хватаюсь за гриф.
– Оп! – кричит она, ее голос переполнен яростью. Я лечу к ней. Отпустив гриф я вижу всю ярость – нет, всю боль от предательства – в ее глазах. Она не протягивает мне руки. Она хочет упустить меня, подвести, как я подвела ее. Упасть здесь – это не то же самое, что в нашем тренировочном зале или даже на прошлом месте стоянки. Сетка здесь натянута плохо, а земля под ней каменная. Если я упаду здесь, я умру. Я закрываю глаза, начиная падать вниз, прочь от нее.
Но затем что-то резко касается моих лодыжек. Это Астрид, спасает меня против своей воли. Но она задержалась на долю секунды и ухватила меня за тонкую часть стопы, а не лодыжку, из-за чего захват не получается крепким. Я ускользаю из-под ее пальцев. Астрид отчаянно бросает меня в сторону грифа, потеряв присущую ей точность. Она бросает меня с такой силой, что я делаю в воздухе сальто. Зрители хлопают, перепутав провал с новым опасным трюком.
Мои руки хватаются за гриф. Я возвращаюсь к платформе и неуклюже забираюсь на нее. Выпрямившись, я хочу закончить номер. Это зашло слишком далеко. Но Астрид ждет меня на противоположной платформе, подавая мне команду завершить начатое.
– Оп!
Я не успеваю ответить, когда раздается взрыв, следом за ним грохот, а потом еще один, более громкий и глухой. Мы обмениваемся испуганными взглядами, наша ссора на мгновение забывается. Бомбардировки – не новость, они идут с самого начала войны: сначала немцы ослабляли страны, которые собирались оккупировать, с их помощью, а в последнее время все чаще мы слышим бомбардировки союзников по немецким территориям. Они бросают бомбы как попало, не заботясь о том, в кого они попадут. В течение всего времени, которое мы провели в Эльзасе, бомбардировки идут почти каждый день. Но это впервые случилось во время представления. Шатер – самое большое здание за пределами города, вероятно, он будет хорошей мишенью.
Снова раздается грохот, теперь он ближе. Когда опилки и штукатурка начинают сыпаться с опор шатра как снег, несколько зрителей встают со своих мест и убегают к выходу. Шатер – очень плохое укрытие. Возможно, нам нужно закончить представление и отправить всех домой. Наши с Астрид взгляды пересекаются. «Продолжай», – говорит он. Мы не потянем выплаты по возврату билетов, а все эти люди непременно его потребуют, если мы отменим половину представления. Когда я хватаюсь за перекладину, руки у меня трясутся, и я едва не упала после очередного взрыва. Но я хватаюсь крепче. Еще один подход отделяет меня от свободы.
– Оп!
Я лечу по воздуху, Астрид хватает меня, а затем отправляет обратно, этот раз – последний.
И вот все заканчивается, зрители награждают нас жидкими аплодисментами. Время уходить. Я покидаю шатер и иду через задний двор в наш домик, где Эльси должна была присматривать за Тео, они там, спят. Переодеваюсь в дорожную одежду, после чего беру сумку, которую упаковала Астрид. Перекладываю Тео в другую руку, он ворочается и смотрит на меня сонными глазами.
– Пора идти, – шепчу ему я, выходя из домика.
Когда я иду по заднему двору, то снова замечаю Астрид. Она подзывает меня. На долю секунды я решила, что наше совместное выступление смягчило ее гнев. Но, когда я приближаюсь, вижу, что ее глаза все еще горят от ярости. Она выхватывает у меня Тео.
– Я буду скучать по этому, – говорит она, прижимая его к груди.
– Астрид… – Я пытаюсь найти слова, которые могли бы все исправить, но не нахожу их.
– Просто уходи, – командует она, возвращая мне Тео. Он издает протестующий крик. – По крайней мере, теперь мне не придется больше с тобой видеться. – Ее слова режут, как нож, и когда она разворачивается и уходит, я понимаю, что больше никаких прощаний не будет.
Я делаю несколько шагов за ней. Мне невыносимо уходить, зная, что Астрид ненавидит меня. Но у меня нет выбора. Я обещала Люку, что мы встретимся в девять, всего через пятнадцать минут. Я должна отыскать его.
Из шатра раздается музыка. Из громкоговорителя раздается голос Эммета, так непохожий на голос его отца. Я оглядываюсь с благодарностью. Цирк был для меня раем – он стал мне домом и убежищем, чего я совсем не ожидала. Даже сейчас, когда он разрушается и идет ко дну, цирк – это семья, самая настоящая из тех, в которых мне доводилось жить. Есть ли надежда на то, что когда-нибудь я снова почувствую себя так же, как здесь?
Затем я расправляю плечи и ухожу прочь с Тео на руках. Будет ли он помнить что-то из этого? Усилием воли я заставляю себя не задерживаясь пройти мимо вагонов. Бегу, низко нагнувшись, чтобы меня не было видно, стараясь не слишком сильно трясти Тео. «Быстрее», – слышу я голос Астрид у себя в голове и, набирая скорость, направляюсь на восток, в ту сторону, куда указал мне Люк. Я хотела бы скрыться за деревьями, но земля здесь голая, открытое пространство. Кто-нибудь может увидеть нас в любой момент и спросить, почему я убегаю. Я заставляю себя замедлиться, идти нормально, пытаясь выровнять дыхание.
