Когда я приближаюсь к городу, улицы пустынны – комендантский час, – фонари выключены. Я прячу Тео глубже под пальто. Он извивается у меня под боком, он уже не новорожденный, чтобы покорно лежать. Молю о том, чтобы он не начал кричать.
Я выбираю не центральную дорогу, по которой я шла в день, когда встретила Люка, а напротив, стараюсь идти по параллельной боковой улочке, стараясь держаться в тени стены из осыпающегося камня, которая идет вдоль.
Музей находится на севере центра города. Это маленький замок, который переделали для экспозиции, посвященной истории города, но теперь он закрыт. Дорога, ведущая к его воротам, – это открытое пространство, залитое лунным светом.
Растерявшись, я останавливаюсь, у меня бегут мурашки. «Встречаться в центре города – это глупо», – думаю я, представляя, с каким неодобрением на меня смотрела бы Астрид. На воротах висит тяжелая цепь, они закрыты. Я делаю шаг назад, разозлившись. Это что, какая-то шутка?
– Ноа, – раздается голос Люка в темноте, он зовет меня, стоя сбоку от музея, у двери, ведущей внутрь. Главная галерея внутри похожа на пещеру, здесь влажно и пыльно. В лунном свете я вижу, что холл, который когда-то выглядел величественно, теперь разграблен. Разорванная картина повисла на стене, поломанные доспехи лежат на полу. За разбитыми стеклами видно, что выставки опустошены, все ценное забрали немцы или мародеры. Что-то, птица или, возможно, летучая мышь, хлопает крыльями в темноте под высоким потолком.
– Ты пришла, – говорит Люк, как будто не ожидал, что я решусь на это. Он обнимает меня, и я вдыхаю его запах, аромат хвои и мыла, зарываясь носом в его шею. Это всего лишь второй раз, когда он обнимает меня, но я чувствую себя как дома в его объятиях.
Его губы находятся рядом с моими, и я закрываю глаза в предвкушении. Но тут Тео между нами ворочается, и я отстраняюсь.
– Это безопасно? – спрашиваю я, когда он ведет меня в маленький зал в стороне. Здесь он зажигает свечу, ее огонек дрожит, на стене появляются наши длинные тени. Раздается шорох, как будто что-то выбегает из-за угла, пытаясь вернуться обратно в темноту.
– Сюда никто не приходит, – говорит Люк. – Раньше это место было гордостью нашего города. Теперь тут нечем гордиться. – Он опускает глаза. – Это твой брат? – спрашивает он, и я киваю.
– Некому было за ним присмотреть, – говорю я, замечая, что говорю это извиняющимся тоном. Оглядываю лицо Люка, пытаясь заметить в нем раздражение, но он спокоен.
– Ему уже лучше? – спрашивает Люк с искренним беспокойством.
– Он в порядке. Но у него был сильный жар, мы очень испугались. Поэтому я не могла встретиться с тобой в то воскресенье, – добавляю я.
Люк кивает с серьезным выражением лица.
– Я бы увиделся с тобой раньше, но знал, что это будет невозможно, пока он не поправится. – Он убирает руку за пазуху, доставая что-то. – Держи, я тебе принес. – На его мягкой ладони лежит кубик сахара. Настоящего сахара. Я еле сдерживаюсь, чтобы не схватить его и не запихнуть себе в рот. Вместо этого я касаюсь его языком, вздрагивая от знакомого вкуса, который я уже совсем позабыла. Затем я подношу его к губам Тео. Он урчит и улыбается незнакомому вкусу.
– Спасибо, – говорю я. – Я не ела настоящего сахара с тех пор, как… – Я остановилась, вспомнив, как отец однажды достал мне немного сахара на день рождения, год назад. – С тех пор, как началась война, – вяло заканчиваю я.
– Я сказал папе, что с этого момента, я буду питаться по карточкам, как все, – говорит он. – Иметь больше, чем другие – мне это кажется неправильным.
– Люк… – Я не знаю, что сказать. Он протягивает руку и гладит нежную ладошку Тео. – Хочешь его подержать? – спрашиваю я.
– Серьезно? Я никогда не… – Я передаю Тео Люку, и ребенок улюлюкает, удобно устраиваясь в его больших руках. Люк аккуратно опускается на пол, прижимая к себе Тео. Веки ребенка начинают тяжелеть, и глаза закрываются.
Люк снимает свою куртку и, сделав из нее мягкую кровать для Тео, бережно кладет его туда. Затем он приближается ко мне, увлекая меня в объятия.
– Ты легко смогла найти дорогу? – Он целует меня, не дожидаясь ответа. Я прижимаюсь к нему, желая большего. Я позволяю его рукам заходить дальше, и вдруг я вовсе не сломленная, не опозоренная, не чудачка из цирка. Я снова девушка, просто девушка.
Но когда его пальцы касаются моих бедер, я останавливаю его.
– Ребенок…
– Он уже засыпает.
Я зарываюсь глубже в его объятия.
– Мы уезжаем, – печально говорю я.
– Знаю. Я обещал, что приеду к тебе в другой город, помнишь?
– Не туда, – отвечаю я. – Мы возвращаемся в Германию или куда-то в сторону Германии.
Он напрягается и хмурится все сильнее.
– Это же так опасно.
– Знаю. У нас нет выбора.
– Я найду тебя и там, – решительно говорит он.
– Ты вряд ли сможешь приехать даже на один раз.
– Каждую неделю буду приезжать, – возражает он. – Или чаще, если захочешь.
– Но это очень далеко, – протестую я.
– И что? – спрашивает он. – Думаешь, я не смогу?
– Дело не в этом. Просто… – Я опускаю взгляд. – Зачем тебе это? От этого ведь столько проблем.
– Потому что я не могу допустить даже мысли о том, что больше тебя не увижу, – вырывается у него. Когда я поднимаю голову, я вижу, что у него покраснели щеки, как будто бы воздух внезапно стал теплее. В его глазах нежность. Как он, зная меня так мало, может испытывать такую сильную привязанность, тогда как те, кто любили меня с детства, похоже, ее утратили.
– Я хочу показать тебе кое-что.
Он встает и ведет меня к маленькой двери в глубине галереи. Я оборачиваюсь на Тео, где он лежит, мирно посапывая. Конечно же, Люк не предлагает мне его оставить одного?
– Что такое? – спрашиваю я, испытывая прилив любопытства, когда Люк открывает чулан. Он достает картину, масло такое свежее, что запах щиплет мне нос. Я понимаю, что на картине воздушная гимнастка, качается на трапеции. Откуда у него такая картина? Я смотрю на нее, на знакомый изгиб ее тела в полете. У нее светлые волосы в высоком пучке, прямо как у меня. Затем, разглядывая знакомый красный костюм, я ахнула.
Это мой портрет.
Нет, не совсем мой. Это приукрашенная версия меня: грациозное тело, безупречные черты. Люк нарисовал меня такой, какой он меня видит, восхищаясь мной.
– О Люк! – говорю я в изумлении. Теперь я понимаю, как он смотрит на меня, как художник, внимательно, рассматривая каждую деталь. – Это невероятно. У тебя настоящий талант. – Он запечатлел меня с идеальной точностью, начиная от ткани костюма до легкой тени страха в глазах, которую мне никогда не удается скрыть до конца.
– Ты думаешь? – У него на лице сомнение, но в голос прокралась нотка гордости.
