– А что с Тео, ты просто схватила его и побежала? – спросила она.
– Да. – Я задерживаю дыхание, ожидая ее реакции.
– Это смело, – говорит она, наконец. Комплимент она делает крайне неохотно, больше как одолжение.
– Я должна была взять еще кого-нибудь, – отвечаю я. Грусть, которую я чувствую каждый раз, когда думаю о тех младенцах в поезде, переполняет меня и грозит перейти через все барьеры. – Там было так много детей. – Теперь, конечно, они все мертвы.
– Нет, если бы ты взяла больше, то привлекла бы внимание и не смогла бы убежать так далеко, как тебе удалось. Но почему ты просто не взяла ребенка и не пошла домой? – спросила она. – Твоя семья наверняка поняла бы твой поступок и помогла бы тебе.
Я хочу рассказать ей всю историю и объяснить, почему мои родители были так разгневаны. Но слова застревают у меня в горле.
– То, что я сказала о своем отце – это правда, – выдавливаю я, возвращаясь к этой лжи снова. – Именно поэтому я ушла, поэтому я и попала на вокзал.
– А твоя мать?
– Она не очень смелая. – Еще одна полуправда. – Кроме того, я не хотела подвергать их опасности, – добавляю я. Астрид спокойно смотрит на меня, и я жду, что она скажет об опасности для нее и всего цирка. Я рассказала ей о Тео, надеясь, что так она, возможно, будет готова принять меня. Но что, если все наоборот?
Снаружи раздается резкий грохот, чья-то машина затормозила, затем раздались незнакомые мужские голоса. Я поворачиваюсь к Астрид:
– Что это?
Однако она уже отвернулась от меня и побежала к дальней двери раздевалки, ведущей наружу.
До того, как я успеваю позвать ее, ближайшая дверь раздевалки распахивается настежь и из зала в раздевалку вваливаются два человека в форме, Петр идет вслед за ними.
– Офицеры, уверяю вас…
Я замираю, мои ноги каменеют. Это первые люди в форме, которых я видела с тех пор, как пришла из Дармштада, и это не обычные штуцполицаи, которых я видела на вокзале, а настоящие нацисты из СС
[18]. Они пришли за мной? Я надеялась, что мое исчезновение с Тео уже давно забыто. Но трудно представить, какие еще дела могли привести их в цирк.
– Фройляйн… – Один из мужчин, постарше, с седеющими висками, спрятанным под шапкой, делает шаг ко мне. Я молюсь, чтобы они забрали только меня. К счастью, Тео не со мной, но в безопасности. Но если его увидят…
В ужасе оборачиваюсь, пытаясь найти Астрид. Она придумала бы, что делать. Я делаю шаг, чтобы пойти за ней. Но глаза Петра, стоящего за мужчинами, сверкают. Он пытается предупредить меня о чем-то.
Когда офицер подходит ближе, я мысленно готовлюсь к аресту. Но он просто подходит, достаточно близко, с ухмылкой посматривая в глубокий вырез моего трико.
– Мы получили сообщение, – говорит второй офицер. Он моложе лет на десять, стоит позади, и ему, похоже, некомфортно стоять в тесной раздевалке. – О лице еврейской национальности, – добавляет он. Ужас пронзает меня, точно нож. Значит, они все-таки знают о Тео.
Мужчины начинают обыскивать раздевалку, открывая шкафы и заглядывая под столы. Они серьезно думают, что мы спрятали ребенка здесь? Я готовлюсь к вопросам, которые непременно последуют дальше. Но офицеры уходят в зал так же быстро, как вошли. В холодном поту я опираюсь на стол в раздевалке, меня трясет. Я должна добраться до Тео прежде, чем это сделают они, и бежать. Я направляюсь к двери.
Затем я вдруг слышу какой-то скрежет под ногами. Посмотрев вниз, я ухватываю взглядом Астрид под деревянными половицами. Она каким-то образом забралась в подпол. Что она здесь делает? Я опускаюсь на корточки, в нос мне ударяет резкий запах навоза и нечистот.
– Астрид, я…
– Тс-с-с!
Она свернулась в плотный комочек. И прячется.
– Что ты делаешь?.. – Я прерываюсь на полуслове, когда в комнату снова входит офицер постарше.
Я встаю, расправляя юбку и наступая на щель, через которую увидела Астрид.
– Извините! – восклицаю я, изображая стыдливость. – Но это женская раздевалка и мне нужно переодеться.
Но офицер продолжает смотреть на половицы. Он увидел ее? Он поднял голову, оглядывая меня.
– Ваши документы?
Я застываю. В ночь, когда я нашла Тео, я бежала со станции без оглядки и оставила свой паспорт там. Герр Нойхофф достанет мне документы, как обещала Астрид, перед тем, как мы поедем в тур, то есть если я справлюсь с номером. Но сейчас у меня их нет.
– Мне нужно сходить за ними, – недолго думая блефую я. На лице Петра читается одобрение: да, уведи их подальше отсюда, потяни время. Я иду к двери, ведущей из раздевалки в тренировочный зал.
– Иди за ней, – командует он молодому офицеру, который стоит без дела у прохода.
Во мне поднимается паника: если они пойдут за мной, то увидят Тео и начнут задавать вопросы. – О, это совсем не обязательно. Это займет всего минуту.
– Отлично, – говорит старший, – но, перед тем как вы уйдете, у меня есть несколько вопросов. – Я застываю на месте, кожу начинает покалывать. Он достает сигарету из кармана и зажигает ее. – Женщина на трапеции.
– На трапеции была я, – выдаю я, надеясь, что никто не заметил дрожи в моем голосе.
– Не вы. Женщина с темными волосами. – Они, должно быть, видели Астрид через окно зала. – Где она?
До того, как я успеваю ответить, вбегает герр Нойхофф.
– Господа, – говорит он, будто приветствуя старых друзей. Видимо, они приходят не в первый раз. – Хайль Гитлер. – Он приветствует их так естественно, что мне становится не по себе.
Но офицер не улыбается.
– Халло, Фриц. – Он обращается к герру Нойхоффу так фамильярно, в его голосе нет и намека на уважение. – Мы ищем артистку, было заявлено о том, что она еврейка. Есть ли у тебя такие?
– Нет, разумеется, нет, – негодует герр Нойхофф, он кажется почти оскорбленным таким предположением. – Цирк Нойхоффов – исключительно немецкий. Евреям запрещено выступать.
– Хочешь сказать, что в цирке нет евреев? Они ведь горазды на уловки, я знаю.
– Я немец, – отвечает герр Нойхофф. Как будто это все объясняет. – Мой цирк юденфрай, – «Свободен от евреев». – И вы, господа, об этом знаете.
– Не припоминаю ее, – говорит офицер, кивая головой в мою сторону. У меня уходит земля из-под ног. Он думает, что я еврейка?
– У нас всегда так много новых артистов каждый год, – небрежно говорит герр Нойхофф. Я задерживаю дыхание, ожидая, что мужчина будет спрашивать что-то еще. – Ноа присоединилась к нам в этом году, она из Нидерландов. Разве не истинная арийка? Идеал нашего фюрера. – Я восхищаюсь тем, как искусно он все обставляет, но мне мерзко от того, что ему приходится делать это. – Майн херрен
[19], вы проделали такой долгий путь. Приглашаю вас на рюмочку коньяка.
