– Тромбоз глубоких вен. Адская боль, мать ее. Просто адская. И не сегодня-завтра она меня прикончит.
Он протянул мне сигарету. Я вдохнул дым. Я уже знал, что это гадость, но все равно вдохнул.
– А тебя как звать? – спросил я.
Он рассмеялся.
– Уинстон, блин, Черчилль.
– О, как премьер-министра, который был во время войны.
Он закрыл глаза и затянулся сигаретой.
– Зачем люди курят?
– Без понятия. Спроси чего полегче.
– Ладно. Как быть, если любишь того, кто тебя ненавидит? Кто больше не хочет тебя видеть?
– Бог его знает.
Он поморщился. Его мучила боль. Я заметил это еще в первый день, но теперь мне хотелось помочь. Я выпил достаточно, чтобы поверить, будто я это могу, или по крайней мере чтобы забыть, что не могу.
Черчилль собирался было опустить брючину, но, видя, как он мучается, я попросил его подождать. Я положил руку ему на ногу.
– Что ты делаешь?
– Не волнуйся. Это очень простая процедура переноса бионастроек, включающая обратный апоптоз, которая на молекулярном уровне восстанавливает и воссоздает мертвые и поврежденные клетки. Тебе она покажется волшебством, но это не так.
Моя рука лежала на его ноге, и ничего не происходило. Время шло, а все оставалось по-прежнему. То еще волшебство.
– Кто ты?
– Я пришелец. Меня считают бесполезным ничтожеством в двух галактиках.
– Не мог бы ты убрать свою чертову руку с моей ноги?
Я убрал руку.
– Извини. Правда. Я думал, что все еще могу тебя исцелить.
– Я тебя знаю, – сказал он.
– Что?
– Я видел тебя раньше.
– Да. Знаю. Я пробежал мимо тебя в свой первый день здесь. Помнишь, наверное. Я был голышом.
Он отклонился назад, прищурился, повернул голову набок.
– Не. Не. Не тогда. Я видел тебя сегодня.
– Вряд ли. Я бы наверняка тебя узнал.
– Не-а. Точно сегодня. У меня хорошая память на лица.
– Я был не один? С молодой женщиной? Рыжеволосой?
Он задумался.
– Не-а. Ты был один.
– Где же?
– М-м-м, это было, дай подумать, где-то на Ньюмаркет-роуд.
– Ньюмаркет-роуд?
Я знал это название, потому что на этой улице жил Ари, но сам там не бывал. Никогда в жизни. Хотя, конечно, весьма вероятно, что Эндрю Мартин – настоящий Эндрю Мартин – захаживал туда неоднократно. Да, наверное, дело в этом. Черчилль потерялся во времени.
– Думаю, ты путаешь.
Он покачал головой.
– Да ты это был. Сегодня утром. Может, ближе к полудню. Ей-богу.
С этими словами бородач встал и медленно заковылял прочь, оставляя за собой запах табака и пролитого алкоголя.
На солнце набежала туча. Я посмотрел в потемневшее небо. Мои мысли тут же помрачнели. Я встал. Вынул из кармана телефон и набрал Ари. В конце концов трубку взяла какая-то женщина. Она тяжело дышала, шмыгала носом и пыталась вылепить из этих звуков внятные слова.
– Здравствуйте, это Эндрю. Я хотел бы поговорить с Ари.
И тут слова выстроились в жуткую последовательность:
– Он умер, он умер, он умер!
Сменщик
Я побежал.
Бросил бутылку и побежал со всех ног – через парк, по улицам, по шоссе, мало задумываясь о машинах. Бежать было больно. Болели колени, бедра, сердце и легкие. Все части тела напоминали мне, что однажды они откажут. И еще от бега почему-то усилилось жжение и зуд кожи лица. Но больше всего страдал разум.
Это моя вина. Гипотеза Римана здесь ни при чем. Все из-за того, что я рассказал Ари, откуда я. Он мне не поверил, но суть не в этом. Я смог рассказать ему, не получив мучительного фиолетового предупреждения. Меня отсоединили, но, должно быть, продолжали наблюдать и подслушивать, а значит, могли слышать меня и сейчас.
– Прошу вас. Не трогайте Изабель и Гулливера. Они ничего не знают.
Вот и дом, где до сегодняшнего утра я жил с людьми, которых полюбил. Я с хрустом прошагал по гравию подъездной аллеи. Машины на месте не было. Я заглянул в окно гостиной, но никого не увидел. Ключей у меня с собой не было, поэтому я нажал кнопку звонка.
Я стоял и ждал, ломая голову, что делать. Спустя некоторое время дверь отворилась, но я по-прежнему никого не видел. Тот, кто открыл, явно не хотел, чтобы его заметили.
Я проскользнул в дом. Прошел в кухню. Ньютон спал у себя в корзине. Я подошел к нему и легонько тряхнул.
– Ньютон! Ньютон!
Но тот лишь глубоко дышал и продолжал подозрительно крепко спать.
– Я здесь, – донесся голос из гостиной.
Я пошел на него, на этот знакомый голос, и в гостиной, на пурпурном диване увидел мужчину, который сидел, заложив ногу за ногу. Я сразу узнал его – как тут не узнаешь? – и в то же время вид его поверг меня в ужас.
Ибо я смотрел на самого себя.
Одежда отличалась (джинсы вместо вельветовых брюк, футболка вместо рубашки, кроссовки вместо туфель), но тело определенно принадлежало Эндрю Мартину. Каштановые волосы с естественным пробором. Усталые глаза и такое же лицо, только без синяков.
– Бинго! – с улыбкой сказал он. – Ведь так здесь говорят? Ну, когда фартит в игре. Бинго! Мы полные близнецы.
– Кто ты?
Он нахмурился, будто мой вопрос был настолько элементарен, что его даже стыдно задавать.
– Я твой сменщик. Джонатан.
– Сменщик?
– Именно. Я здесь, чтобы сделать то, чего не сумел ты.
Сердце у меня в груди колотилось.
– То есть?
– Уничтожить информацию.
Иногда страх и гнев сливаются.
– Ты убил Ари?
– Да.
– Зачем? Он не знал, что гипотезу Римана доказали.
– Да. Я в курсе. У меня более широкий спектр задач. Мне поручили уничтожить всех, кому ты рассказал о своем, – он задумался, подбирая слово, – происхождении.
– Значит, они меня слушали? Они сказали, что я отсоединен.
Он указал на мою левую руку, в которой, по всей видимости, по-прежнему работала техника.
– Твои силы они забрали, а свои оставили. Иногда они слушают. Проверяют.
Я уставился на нее. На мою руку. Она вдруг показалась мне врагом.
– Давно ты здесь? Я имею в виду на Земле.
