Я не слабак и не нуждался в этом дерьме.
Но, боже, с ней было так приятно.
– Ты танцуешь? – произнесла Уинтер мне на ухо.
– Нет.
– Сейчас ты танцуешь, – подметила она.
Осознав, что медленно кружусь, я остановился.
– Думаю, этот танец нравится мне даже больше балета.
Уголки моих губ приподнялись в улыбке. Если бы только Кинкейд сейчас меня видел…
Вдруг я заметил, как с противоположного конца пруда приближались люди и смотрели на нас.
– Нам нужно уходить отсюда, – сказал я.
Нельзя, чтобы кто-нибудь увидел Уинтер со мной.
Мы вернулись к машине. Зная, что ее отец в любой момент мог позвонить в полицейский участок, если уже не позвонил, я помчал к дому девушки. Наверное, ей полагалось вернуться часа два назад.
– Наверное, ты очень зол, – сказала Уинтер, когда я сбавил скорость перед их особняком.
Выключив фары, я медленно въехал на подъездную дорожку через открытые ворота, обогнул гребаный уродливый фонтан и остановился перед крыльцом. Нажав на тормоз, я снова переключился на первую передачу. В ту ночь после нашего катания на машине ей не понадобилась помощь, поэтому я предположил, что Уинтер доберется до входной двери самостоятельно. Но она продолжала сидеть на месте, слегка опустив голову.
– Когда я опять встречусь с тобой? – робко поинтересовалась девушка.
Я не знал, как ответить. Завтра я буду занят, а через пару дней вернусь обратно в колледж.
Мы еще увидимся.
Или…
Возможно. Я понятия не имел.
Господи, почему она спрашивала? Мы теперь в отношениях или типа того? Это было свидание?
Знал ведь, что это случится. Что у нее появятся надежды.
Да, я хотел вновь видеть Уинтер. Она принадлежала мне. В нашем тайном мирке она была моей.
Я хотел смотреть, как Уинтер танцует. Хотел вот так похищать ее еще тысячи раз, чтобы почувствовать ее восторг и страх. Смотреть на мир сквозь призму ее ранимости и нежности, но…
В то же время желал сохранить Уинтер счастливой, чистой и невинной. Я не хотел ее уничтожить.
Чем больше времени мы будем проводить вместе, чем старше она станет, тем сильнее усложнится ситуация. В конце концов, мы трахнемся, и она начнет предъявлять требования, которые я не смогу выполнить.
Узнав, кто я на самом деле, она сбежит.
– Во всем виновата моя слепота? – спросила девушка надломившимся голосом. – Поэтому ты скрываешься от меня?
Я бросил на нее взгляд, негодуя из-за слез, блестевших в ее глазах, пока она старательно пыталась скрыть дрожь своего подбородка. Такая милая. Такая печальная.
– Она была права, да? – задумчиво произнесла Уинтер со странной решительностью в голосе. – Несмотря на свои желания, я не смогу воспротивиться тем, кто будет мешать мне их осуществить.
Девушка имела в виду свою начальницу, которая завуалированно сказала, будто Уинтер не могла получить все, чего хотела. Она хотела меня. Даже имея возможность бороться за свои цели, расположение людей не всегда удавалось завоевать. По крайней мере, так она думала. Уинтер считала, что я стыдился ее. Что не хотел водить ее на свидания или быть с ней при свете дня.
Лицо девушки исказилось, она закусила губы, сдерживаясь, чтобы не расплакаться, и разгладила юбку на бедрах. Но слезы все равно пролились.
Я ведь предупреждал, что рано или поздно причиню тебе боль.
Она достала из сумки брелок, сняла с него ключ от дома и бросила в подстаканник.
– Оставь его себе. Мне нравится думать, что ты когда-нибудь вернешься.
После этих слов Уинтер вылезла из машины, нашла путь к двери и вошла в дом.
Опустив глаза и сжав руль, я смотрел на ключ, словно на проклятый наркотик.
Я хотел этого. Знал, что воспользуюсь им.
Меня тянуло воспользоваться им сию же секунду.
Черт бы ее побрал.
Осторожно тронувшись и не включив фары, я выехал на шоссе, врубил музыку, переключился сначала на третью передачу, потом сразу на пятую.
Вдруг я резко свернул к обочине и затормозил.
Будь она проклята. Черт!
Какого хрена?
Что она со мной делала?
Где мой мозг?
Я прокручивал в памяти последние два года. То, как наблюдал за ней со стороны, понимая, что Уинтер будет моим героином, что моя одержимость, озабоченность ею останется такой же безнадежной, когда я вернусь.
Мне хотелось быть с этой девчонкой. Прикасаться к ней. Продолжать наши игры.
И в то же время я хотел, чтобы ей всегда было четырнадцать. Чтобы она навсегда осталась юной, прекрасной, невинной. Единственной незапятнанной частью моей жизни.
Только Уинтер уже давно не четырнадцать лет.
Она росла и превращалась в женщину, которую будут желать мужчины.
Которую я желал.
Бросив взгляд на ключ, золотой и острый, лежавший на моей приборной доске и кричавший на меня громче музыки… я просто…
Я пока не хотел уходить.
Мне хотелось спрятаться в темном и тихом месте, ощущать ее шепот на своих губах и чувствовать мятный аромат ее шампуня.
К черту все.
Развернув тачку так быстро, что шины скрипнули по асфальту, я поехал обратно к дому и остановился перед воротами. Затем схватил ключ, взял свой телефон с консоли, собираясь написать парням, что проведу остаток ночи дома, но тот оказался разряжен. Я отсоединил от зарядного устройства наш групповой мобильник, с помощью которого мы снимали свои выходки в Ночь Дьявола, отправил эсэмэски друзьям, чтобы они меня не ждали, сунул его в карман, а свой поставил заряжаться.
Я запер машину, пробрался на территорию дома, стараясь держаться в тени, и двинулся к заднему двору. На первом этаже свет не горел, зато наверху несколько комнат были освещены.
Подойдя к черному ходу, я достал ключ, оставленный Уинтер, и на мгновение замер, вспомнив, что раньше они не пользовались охранной сигнализацией. Надеюсь, ничего не изменилось.
Я вставил ключ в замок, повернул его и открыл дверь. В темной кухне меня встретила полнейшая тишина. Однако длилась она недолго.
– Уинтер, мне нужно ехать в аэропорт в пять утра! – закричал кто-то на втором этаже. – Ты не могла позвонить?
Осмотревшись, я убедился, что кухня пустовала. Тихо закрыв за собой дверь, я как можно тише прошел по коридору в фойе, держась ближе к лестнице для прикрытия.
– Извини, – послышался ответ девушки.
Отец с матерью рассердились из-за того, что она пришла поздно и не позвонила им.