Для нее все было в новинку. Она помогала мне сбежать от реальности. Я вновь мог чувствовать все, словно впервые, через ее слова, реакции и мимику.
Было трудно держаться в стороне, хотя я знал, что должен. Чем больше мы станем сближаться, тем быстрее я причиню Уинтер боль или она выяснит правду, и тогда все будет кончено.
Лишь сегодня, увидев, как она села в машину к Андерсону, я осознал, что девушка созрела и в скором времени могла утолить свое любопытство. Я планировал подождать, пока она повзрослеет совсем, прежде чем появиться рядом с ней снова. Но не вытерпел, потому что мне было просто необходимо вытащить ее из тачки этого мудака.
Я не знал, окажусь ли с ней в постели когда-нибудь, но уж этот тип точно там не окажется.
Подготовив несколько гудков, я отнес один в кабинку, поставил на пол так, чтобы палочка слегка приподнимала сиденье унитаза, и закрепил его скотчем. После чего вернулся и подхватил Уинтер на руки, а она обвила ногами мою талию. Глядя на девушку, я спросил:
– Ты хорошо себя вела?
Уголки ее рта озорно приподнялись. Я завороженно уставился на манящую мягкую кожу, вспоминая ее вкус. У Уинтер, похоже, был арбузный блеск для губ. Скулы девушки казались более выраженными, чем два года назад, а голубые глаза – более пронзительными из-за туши, которой она начала пользоваться.
Обхватив мою шею руками, Уинтер прошептала:
– Да.
– Ты и дальше будешь себя хорошо вести?
Ее грудь поднялась и опустилась напротив моей, между нашими губами осталось всего несколько сантиметров.
Однако она ничего не сказала.
– Отвечай. – Я встряхнул девчонку. – Скажи мне, что будешь хорошо себя вести.
Уинтер сглотнула, но все равно не ответила. Вместо этого она произнесла шепотом:
– Что ты со мной сделаешь, если не буду?
О господи. Ее вопрос прозвучал очень откровенно. Мой член набух, пока я смотрел на темно-розовые разомкнутые губы. Мне хотелось накрыть их своими и попробовать на вкус безумные слова Уинтер.
Что я с ней сделаю…
– Что я сделаю? – повторил я, легко ее поцеловав и направившись в кабинку. – Я брошу тебя вниз… – Я нагнулся вперед, в то время как она цеплялась за меня, задержав дыхание. – И хорошенько… – Все ниже и ниже. – Смачно… – Еще ниже. – Тебя отшлепаю.
Едва я усадил Уинтер на унитаз, раздался безумно громкий рев гудка, оглушивший меня.
Она вскрикнула, подскочила, снова ухватилась за мою шею и рассмеялась.
– О боже.
Твою мать, ее лицо сияло от радости.
Я закатил глаза, надеясь, что на улице никто не услышал и не заметил мой позор.
Уинтер опять присела, заставив гудок сработать, встрепенулась и засмеялась.
Стянув ее с сиденья, я покачал головой.
– Какая детская скукота.
– Скромно по сравнению с тем, к чему ты привык? – поддела Уинтер.
– Да.
Боже, если парни об этом узнают… Нужно отвезти ее домой, пока она не уговорила меня забросать чей-нибудь дом туалетной бумагой.
Может, однажды я возьму Уинтер с собой навстречу настоящим приключениям.
Я быстро установил гудки в каждой кабинке и в офисе ее начальницы. Завтра утром, придя на работу, танцовщицы и сотрудники сильно переполошатся.
Собрав оставшиеся материалы, я схватил девушку, потушил свет, включил фонарик, и мы покинули здание.
На улице я швырнул сумку в багажник, затем двинулся к двери.
– Подожди, – окликнула Уинтер.
Я поднял голову. Она обернулась, будто что-то услышав.
– Фонтан, – сказала девчонка, подойдя к водительской стороне. – На площади. Ты можешь отвести меня туда?
Прислушавшись, я тоже различил едва заметный звук. Я и забыл о нем. В детстве, помнится, я всегда хотел поиграть в том фонтане, но мне, естественно, не разрешали.
Я огляделся вокруг. Народу почти не было и машин тоже. Наверняка уже перевалило за полночь. Так как люди берегли силы для завтрашнего вечера, в городке царила тишина. Но все-таки я понятия не имел, куда отправились парни, и из «Стикса» доносился шум. Мне не хотелось, чтобы кто-то увидел меня и позвал по имени или застукал ее со мной.
Черт.
Надев капюшон, я взял Уинтер за руку и проводил к саду на вершине холма с маленьким прудом, мостиком, большим фонтаном и беседкой в форме ведьминской шляпы чуть правее. Эдакий милый оазис в суетном центре городка.
Вода, стекающая в фонтан, зашумела громче. Девушка отпустила мою ладонь, приблизилась к нему и, протянув руку под струи, улыбнулась. Внутри проснулось желание схватить ее и забраться вместе в чашу.
Она что-то достала из кармана куртки, повернулась к фонтану спиной, закрыла глаза и бросила монетку в воду через плечо.
– Хочешь сам бросить? – спросила Уинтер, вытащив другую монету.
Я подошел, разглядывая ее галстук-бабочку, почти белые, с золотистыми прядями волосы, разделенные пробором и перекинутые на одну сторону, губы нежно-розового цвета. Не в силах отвести взгляд от лица девушки, я забрал монетку и бросил в фонтан позади нее.
Используя мое плечо для поддержки, Уинтер сняла балетки, забралась на бортик и, отпустив меня, начала веселиться и танцевать в воде.
Когда ее телефон зазвонил, она остановилась, достала трубку и сбросила вызов, не ответив.
– Родители? – поинтересовался я.
– Ага.
Похоже, на их звонках у нее стояла особая мелодия.
Наблюдая за тем, как Уинтер кружилась, наклонялась, приседала, становилась на носочки и напрягала мышцы ног, я следовал за ней вдоль бортика фонтана.
Что случится, когда она повзрослеет? Кому она достанется? Куда переедет? Насколько все изменится?
Я был уверен только в одном: что буду всеми силами бороться за то, чтобы сохранить Уинтер такой. Невинной, чистой. Танцующей в фонтанах.
Она пошатнулась и вдруг протянула руку ко мне. Подойдя ближе, я поймал ее, не дав упасть.
Уинтер засмеялась, положив ладони мне на плечи.
– Усердно репетируешь? – Приподняв ступню девушки, я обнаружил синяки и покраснения от врезавшихся в кожу ногтей.
– Всегда, – ответила она.
Так выглядели ноги танцоров.
– Больно?
Уинтер пожала плечами.
– Я к этому привыкла.
В следующую секунду она обхватила мою шею и прыгнула на меня, заставив обвить руками ее талию. Девушка улыбнулась. Отказываясь ее отпускать, я просто стоял на месте.
В груди болезненно заныло, ощущения нахлынули одновременно. Ее запах, волосы, тело… Весь воздух покинул мои легкие. Не знаю почему, но мне было чертовски приятно. Стиснув Уинтер в стальных объятиях, я почти чувствовал облегчение от того, что впервые за долгое время кого-то обнимал. Когда это случалось в последний раз? Я никого не обнимал, черт побери, за исключением тех моментов, когда Бэнкс приходилось меня успокаивать. Но то были не объятия – я скорее цеплялся за кого-то, чем… проявлял искреннюю привязанность.
