Съехав с подъездной дорожки, я на всякий случай спрятал «Гелендваген» за деревьями (чтобы не бросался в глаза), взял ключ и вылез из машины. Затем быстро пробрался в дом, запер за собой дверь, осмотрелся вокруг и поднялся по лестнице, не теряя бдительности.
Когда я открыл дверь спальни Уинтер, сразу же заметил очертания ее тела под одеялом. Я подошел к изножью кровати и стал наблюдать за ней, пока она спала, лежа на боку. Тени дождевых капель танцевали на девушке. По моему телу распространился жар. Уинтер казалась такой теплой и умиротворенной. Такой маленькой, нежной, хрупкой. Но при этом внутри нее пылал огонь.
Она никогда не лгала, не притворялась. Уинтер не могла увидеть, что я из себя представлял, зато чувствовала и открывала те же черты в себе. Мы нашли друг друга, поняли, что так и должно быть. Не знаю, как это случилось, но именно поэтому меня всегда к ней тянуло. Еще с детства. Она видела все.
Осторожно подняв край одеяла, я заметил ее белую шелковую ночную рубашку, свободную и струящуюся, которая задралась до талии. Я уставился на Уинтер.
Моя территория.
Если бы мои друзья тронули ее так же, как я сегодня тронул Рику, то я убил бы их. Не задумываясь.
Тихо пискнув, она глубоко вздохнула.
– Это ты?
Девушка опустила рубашку, привстала, опершись на локти, и повертела головой по сторонам.
– Да, – тихо ответил я.
Определив, откуда донесся мой голос, Уинтер улыбнулась.
Я поставил колено на кровать. Она перевернулась на спину; я опустился на нее сверху, уперся локтями в матрас и обхватил обеими руками голову девушки. Запустил пальцы ей в волосы, прислонился лбом к ее лбу, вдохнул ее запах, ощущая ее тело под собой.
Проведя пальцами по моей спине, Уинтер спросила:
– Что-то не так?
Понятия не имея, с чего начать, я закрыл глаза.
– Я облажался, – прошептал я в ответ.
Она продолжила меня гладить, а я растворился в ее тепле и дожде, спрятавшем нас от остального мира, гадая – как Уинтер все-таки умудрилась проникнуть в мою голову и в…
– Тебе нужно спрятаться на время? – поинтересовалась девушка с утешающими нотками в голосе.
Я кивнул.
– Да.
Столь долго, сколько смогу.
Мы поцеловались, сначала нежно, но мое тело пробудилось, потому что она, желая чувствовать все, сунула руки под мою одежду.
Когда мы разделись и я вошел в нее, вне всяких сомнений я понял: таким бы я был, если бы не стал собой. Если бы в юности, живя в том доме, не научился справляться с болью самыми ужасными способами, если бы не отрицал ответственность за то, в какого человека превратился.
Я бы ходил в школу, играл в баскетбол, смеялся с друзьями, а по ночам пробирался тайком в комнату своей милой девушки, чтобы заняться с ней любовью, опьяненный лишь одной потребностью – быть хорошим. Я не стал бы настолько ненормальным, и ничего другого мне не требовалось бы для счастья.
Уинтер могла остаться со мной навсегда, если бы я не солгал.
Спустя несколько часов мы с ней лежали в постели. Дождь сменился легкой моросью. Уинтер положила голову на мою грудь и водила ладонями по телу, запоминая каждую линию мышц и сухожилий.
– Твои шрамы… – произнесла она едва слышно. – На голове, под руками, в паху. В местах, которые окружающим не видны.
Обнимая девушку, я поглаживал ее руку большим пальцем и уже понял, на что она намекала. Я перестал резать себя в пятнадцать лет. В ночь, когда мать сбежала.
Однако шрамы – это на всю жизнь. Хорошо, что мне хватило ума выбирать части тела, всегда скрытые одеждой.
– В Монреале у меня была одноклассница с похожими шрамами, – продолжила Уинтер, – только она даже не пыталась их прятать. Они были повсюду. Ей пришлось уйти из школы и лечь в больницу.
По-прежнему лаская ее, я дышал ровно и спокойно.
– Где ты был два года?
– Не в больнице.
Я знал, какие у нее возникли подозрения, но все было гораздо сложнее, чем Уинтер себе представляла. Не всем нужна помощь, чтобы перестать заниматься самовредительством. Некоторые из нас просто меняли один защитный механизм на другой.
Она не встречалась со мной два года, потому что Дэймон старался держаться подальше. А потом уехал в колледж.
– Очень давно кое-кто подсказал мне, что одна боль унимает другую, – пояснил я. – Поэтому я с детства резал, колол, царапал, жег себя, лишь бы не чувствовать остальной боли. И позже осознал – обижать других людей даже приятней.
– Но не меня? – Тон Уинтер прозвучал игриво.
Если бы она только знала. Это не шутка.
Я все равно ухмыльнулся.
– Определенный ущерб я тебе нанес.
Девушка просто пока была не в курсе какой.
– Не заставляй меня отвечать на вопросы, – сказал я. – Тебе не понравятся ответы.
– Но они мне нужны. – Она повернулась ко мне лицом.
– Знаю.
Да, я прекрасно осознавал, что к этому придет. После секса Уинтер не захочет расставаться со мной.
Откровенно говоря, я тоже не хотел с ней расставаться.
Мне просто нужно, чтобы она меня выслушала. Выслушала и не могла сбежать. Чтобы поблизости не было никого, кто вмешался бы раньше, чем девушке удастся осмыслить мое признание.
Если я хотел сохранить наши отношения – это мой единственный шанс.
Приподняв ее подбородок, я посмотрел на нее сверху вниз.
– У моей семьи есть коттедж в Мэне. Там невероятно красиво, уже выпал снег. Один звонок, и он будет полностью подготовлен для нас. Одевайся, мы выедем сейчас.
– Что?
– Когда доберемся туда, я все тебе расскажу. Всего на несколько дней, затем привезу тебя обратно домой.
Уинтер подняла голову с озадаченным выражением.
– Собираешься увезти меня неизвестно куда, откуда я не смогу убежать?
– Я постараюсь сделать так, чтобы ты не захотела убегать, – поддразнил я, притянув ее к себе и накрыв ее щеки ладонями. – Обещаю.
Она невероятно разозлится, но больше никаким другим способом я не смогу помочь девушке вникнуть в сложившуюся ситуацию и оставить ее позади. Не смогу убедить, что с ней я был настоящим.
– Коттедж? – задумчиво повторила Уинтер. – Вроде горнолыжного курорта? Мне ведь не придется кататься на лыжах, да?
– Мы не будем кататься на гребаных лыжах. – Я поцеловал ее, покусывая и дразня. – Будем есть, пить и трахаться, может быть, немного поссоримся, однако из дома не выйдем.
Мой телефон пискнул, но я не обратил на него внимания.
Уинтер оседлала меня, пока я продолжал целовать и кусать, заманивая ее. Правда, она перестала отвечать.
