Герольд Синей мантии поздравляет обоих с прекрасным сражением и сообщает, что сегодняшний турнирный день завершен. Бастард, пошатываясь, поднимается на ноги и яростно требует продолжения поединка. Герольд в нерешительности дожидается Типтофта, который поспешно спускается с королевской трибуны на ристалище. Герольд с Типтофтом тихо переговариваются в стороне, а затем Синяя мантия объявляет, что бой может продолжаться, но только если Бастард снова встанет на колени в прежнюю позицию. Таково правило. Тогда Бастард, пожав плечами, отбрасывает алебарду и нетвердым шагом подходит к Энтони, обнимает и целует его. И снова его французский слишком беглый для Энтони, но саму суть слов противника тот улавливает. Это лучший бой, который выпал Бастарду за много лет, и за это он любит Энтони, и они должны побрататься и в следующем турнире сражаться на одной стороне.
Король встает с места и вскидывает руки, толпа ликует. Элизабет спускается с трибуны, чтобы обнять брата.
Группа избранных придворных присоединяется к королевской чете и двум чемпионам в шатре, поставленном сразу за королевской трибуной, где им подают вино с пряностями. Бастард быстро осушает два кубка и что-то громко говорит. Жакетта встревоженно переводит его слова для Энтони:
– Он клянется, что в битве тебе помогала колдовская сила. Словно рядом с тобой стоял невидимый человек и сражался на твоей стороне.
Бастард, заметив выражения лиц Жакетты и Энтони, разражается потоком объяснений. Пусть Энтони знает, что он не хотел оскорбить его. Напротив: владение магией есть знак героя, и Бастард чтит подобное качество, поскольку у каждого великого бойца обязательно должна быть волшебная сила. Вот он, к примеру, понимает язык птиц. Он обещает рассказать им историю о высшей магии и героизме, в которой повествуется о древнем королевстве Бургундии, но тут Эдуард останавливает его и предлагает поведать им эту легенду за ужином.
Сейчас Эдуард предпочел бы поговорить об охоте, пирах и музыке, но тут в разговор шумно вмешивается Кларенс. Джордж, герцог Кларенс и второй сын Ричарда Йоркского, является наследником Эдуарда – по крайней мере, пока супруга не родит королю сына. Он красив, но полноват. Молодой, наглый и шумный. Он несколько нервничает, ибо Уорика при дворе нет, как и других представителей клана Невиллов. Кларенс надеется взять в жены Изабеллу, дочь Уорика. Этот брак скрепил бы союз между двумя семьями, а кроме того, северные поместья, которые принесет брак, сделают Кларенса влиятельным землевладельцем и великим лордом, и ему больше не придется зависеть исключительно от благосклонности брата. Но Уорик снова во Франции, где тщетно пытается договориться с Людовиком, хотя Эдуард никогда не одобрит этот договор. К Бастарду Бургундскому Кларенс относится враждебно, поскольку, разделяя взгляды Уорика (который является его героем), предпочитает союз с Францией.
– Колдовство чаще сопутствует злодею, чем помогает герою, – говорит Кларенс. – Нам не нужны байки о магии в древней Бургундии, когда весь Лондон изобилует домыслами, клеветой и ложными слухами о колдовстве, заговорах и отравлениях ядом. Все только и болтают о визитах мертвецов, которые и ходят, и рыбачат, и говорят. Темные углы наполнены притаившимися тварями – заговорщиками и сопровождающими их демонами.
Все смотрят на Кларенса. Он явно хватил лишку. Эдуард интересуется, не сошел ли брат с ума. Однако Жакетта, понимая, что слова Кларенса направлены на нее и ее семью, замечает, что большинство историй о колдовстве – всего лишь сказки, придуманные исключительно для развлечения. Более того, она указывает, что колдовство может служить и добру, и приводит в пример мудрого Мерлина, который всегда был хорошим советчиком королю Артуру. На это Эдуард высказывает сожаление, что у него нет какого-нибудь Мерлина, чтобы давать дельные советы.
– У вас же на службе есть алхимик, – говорит Кларенс. – Как его зовут?
– Джордж Рипли, – отвечает Эдуард. – Но он не волшебник.
– Ну не скажите! – восклицает Кларенс. – Разве не волшебство превращает свинец в золото? Я слышал, ваш алхимик творит чудеса.
Тогда Элизабет говорит:
– Я бы с удовольствием поглядела на чудо. Прикажи, чтобы он явился к ужину и продемонстрировал нам свое удивительное мастерство.
Эдуард, качая головой, отвечает, что ее красота затмит любые чудеса. И правда, когда Энтони смотрит на сестру, ему как никогда кажется, что в ее облике есть нечто сверхъестественное. Почти нечеловеческая красота ее лица мерцает, словно дар волшебной страны.
Элизабет нельзя отказать. За ужином она желает увидеть чудо, и Эдуард, опасаясь недовольства жены, вызывает посыльного и приказывает немедленно разыскать Рипли и доставить в Вестминстер. Кларенс не меньше королевы горит желанием увидеть трюки алхимика и предлагает, если чудо не удастся, уволить обманщика, ибо зачем нужен такой алхимик. Теперь Эдуард опять хочет поговорить об охоте. Политику они с Бастардом обсудят чуть позже, когда поедут обратно в Вестминстер.
Злополучный праздник проходит в расписанной фресками палате Тайного дворца в Вестминстере. Против места, где сидит Энтони, на стенах изображены сцены насилия из Ветхого Завета – борьба Иуды Маккавея против Никанора и уничтожение Сеннахирима. Столы расставлены в форме подковы на три стороны зала. Обедающие смотрят на нелепую круглую печь в центре, на скорую руку сооруженную из кирпича и металлических листов. Желоб, заполненный темной жидкостью, бегущей по верхней части печи, едва заметен. По окружности желоба расставлены маленькие горшки. Хотя на улице светлый летний вечер, тяжелые шторы закрыты, и помещение освещает только свет факелов, которые держат пажи, стоящие позади обедающих. По каменному полу разбегаются ряды гироскопических латунных курительниц, наполняя воздух тяжелым ароматом.
Всем интересно, что здесь делает печь. Эдуард объясняет, что Рипли согласился показать им великое чудо и потребовал печь, а также гуся и слугу-помощника.
– Жареный гусь – не такое уж и чудо, – разочарованно говорит Элизабет.
– Может, алхимик превратит гуся в слиток золота, – замечает Кларенс.
Перед тем как вносят угощение, перед собравшимися появляется Скоггин. Он дурачится, стараясь изо всех сил, хотя уже не так проворен, как прежде, ибо побои, которые он несколько лет назад претерпел от рук неизвестных, значительно умерили его прыть.
– Почему флюгеры на шпилях делают в виде петухов, а не кур?
Поскольку ни у кого нет ответа, Скоггин отвечает сам:
– Будь там курица, она бы несла яйца, и они падали бы на головы людям! Ха-ха-ха! – Но кроме Скоггина больше никто не смеется.
– В какое время года у гусыни больше всего перьев? Снова тишина.
– Когда у нее на спине гусак!
Только Гастингс выдавливает улыбку. Скоггин пытается выдать еще несколько веселых шуток. Каждый раз, когда он смеется, гости, сидящие за столами, не в силах оторвать взгляд от его рта с выбитыми зубами. Эдуард неопределенно замечает, что в свое время Скоггин был хорош, но теперь его ум явно потерял остроту. Шут должен целиться жалом своего юмора в сильных мира сего.
