Наступает назначенный день, и Энтони во всем великолепии выезжает в направлении Смитфилда. Черный Саладин красуется в белой попоне с золотым шитьем, с крестом Святого Георгия из алого бархата, на шесть дюймов обшитым золотом. Рейкер следует сзади на лошади, покрытой попоной из золотистого бархата с орнаментом в виде множества колоколов. Далее едут Эмиас и Хью. Лошадь первого до самых копыт закутана грубой домотканой красновато-коричневой тканью, испещренной вышитыми золотом инициалами Энтони. А лошадь Хью покрыта камчатным полотном, щедро украшенным золотым шитьем и голубой парчовой полосой по краю. Еще пять вооруженных всадников следуют за ними верхом на столь же богато убранных лошадях. Они проезжают сквозь восхищенные толпы народа, что выстроились вдоль садов и полей Смитфилда и окрестностей.
Теперь наступает очередь Энтони восхищенно удивляться, ибо он не знал, сколько работы проделано на турнирной арене за последние недели. Королевская трибуна возвышается на три яруса. Король и королева сидят на верхнем ярусе в окружении королевского меченосца, констебля, маршала и охраны маршала; рядом расположилось старшее дворянство. Второй ярус отведен для рыцарей, а последний заполнен королевскими лучниками. Пролеты лестницы закрыты. На другой стороне ристалища есть трибуна поменьше – для мэра, членов муниципального собрания и прочих чиновников. Простой люд размещается в длинных галереях, а позади галерей зеваки сидят даже на деревьях. Стоит яркий июньский день, вся публика в лучших нарядах, вымпелы развеваются на ветру, то тут, то там мелькают яркие гербы, а Энтони тошнит при мысли о том, что его ожидает.
Он спешивается у королевской трибуны и подходит к ее воротам, куда и стучит. Тогд а верховный констебль Типтофт кричит ему вниз:
– Назовите имя и цель!
И Энтони отвечает:
– Имя мое Скейлз, я пришел сразиться с Бастардом Бургундским и требую внести меня в турнирные списки, чтобы я исполнил свой долг.
Получив разрешение, Энтони приветствует короля, перед тем как пройти к своему походному шатру из голубого атласа, где его облачат в доспехи. Оказавшись в шатре, Энтони сбрасывает накидку с изображением своего герба и надевает плотный стеганый камзол, набивка которого не только частично поглотит удар, но и предотвратит потертости и защемления от пластин доспеха. Затем он натягивает кожаную обувь, на которую крепятся сабатоны – латные башмаки. Рейкер придирчиво наблюдает за процессом, над которым потеет оруженосец. Облачение Энтони в доспехи продвигается снизу вверх: от сабатонов – к наголенникам, которые защищают икры ног, от наголенников – к набедренникам, закрывающим бедра. На каждом этапе металлические детали аккуратно заходят друг на друга, и все это необходимо проверить и закрепить. За нагрудником следуют наручи и наплечники, предохраняющие руки. Рейкер заставляет Энтони много раз сгибать и разгибать конечности. Затем к нагруднику пристегивается спинная пластина, а к ней крепится шлем. Энтони требуется помощь, чтобы натянуть металлические перчатки поверх перчаток из телячьей кожи. Это изнурительное дело, и толпе снаружи, похоже, уже не терпится.
И вот Энтони выходит из шатра и с помощью специальной подставки садится на Черного Саладина, и Эмиас вручает ему копье. Энтони ждет, пока Антуан Бастард Бургундский, граф де ла Рош-и-Арденн и рыцарь Золотого руна тоже окажется в седле. Затем герольды удостоверяются, что оба рыцаря готовы, и докладывают старшему герольду Синей мантии, который зычным голосом выкрикивает: «Laissez aller!»
[29] – и вращает в воздухе белый жезл в знак начала битвы. Энтони и Бастард с грохотом несутся навстречу друг другу, но почти в последний момент Энтони коленом вынуждает Черного Саладина чуть отклониться, и его копье проходит мимо цели, но и копье Бастарда тоже. Зрители издают громкий стон разочарования. Оба рыцаря отбрасывают копья и, развернув лошадей, сближаются еще раз, но уже с обнаженными мечами. Далее происходит невероятное: Черный Саладин с такой силой врезается в лошадь противника, что и скакуна, и седока отбрасывает на землю. Бастард оказывается под своей лошадью, но чудом не получает серьезных повреждений. Другое дело – конь, которого, похоже, придется заменить.
Немного отдышавшись, Бастард, пошатываясь, проходит к королевской трибуне и заявляет Типтофту, как председателю Рыцарского суда, свою жалобу. Он обвиняет Энтони в том, что в упряжи его коня скрыт шип. Энтони тут же подъезжает и поднимает попону Черного Саладина, чтобы показать, что никакого шипа нет. Типтофт бормочет расплывчатые фразы, похожие на извинения, но Бастарда не так-то легко успокоить.
– Сегодня он сражался с лошадью. Завтра он будет сражаться с мужчиной, – произносит бургундец, перед тем как уйти в свой шатер.
Бастард – не единственный, кто разозлился не на шутку. В шатре Энтони Рейкер плюется и кричит:
– Как ты мог промахнуться?! Нет, я же видел, что ты направил коня в сторону. Ты подлый бесполезный трус! Мне стыдно, что ты тренировался на моем ристалище. Я столько тебя учил, а ты сражаешься как баба… или француз! Если завтра Бастард тебя не убьет, тогда, пожалуй, я сам тебя убью.
– Лучше и правда убей меня, – грустно говорит Энтони. – Так будет милосерднее.
Рейкер так потрясен, что Энтони решается рассказать ему правду о тайном приказе короля.
– Эх, если б раньше знать, научил бы тебя проигрывать правильно и с честью, – тяжело вздыхает Рейкер. – Два года тренировок псу под хвост.
– Я думал, что я рыцарь, а оказалось, что пешка. Осадок, конечно, неприятный, но здесь дело в большой политике, и все это должно остаться между нами.
Тут откидной полог шатра яростно распахивается, и входит Бастард, за которым следует конюший. Бастард быстро и раздраженно говорит по-французски. У Энтони, несмотря на все усилия матери, с разговорным французским совсем плохо, и он почти не понимает, что там кричит Бастард. Французский же Рейкера весьма хорош. Энтони даже не ожидал, что простолюдин может так бойко говорить на чужом языке, хотя ничего удивительного в этом нет: Рейкер годы провел во Франции на службе у Джона Бедфорда, поэтому отлично знает и язык, и народ. Французский хорош только для ругани, а сами французы не лучше животных, хотя те даже более верные, да и в любом случае Рейкер ненавидит животных. В перерывах между оскорблениями в адрес Бастарда и его конюшего сержант переводит. Похоже, Бастард пришел требовать компенсации за испорченного коня и запрашивает огромную сумму. Он привык к поклонению и всегда поступает по-своему, поэтому его удивляет, что Рейкер не выказывает и тени уважения. Напротив, сержант оскорбляет его, обильно используя отборные французские ругательства. Даже не спросив Энтони, он отказывает бургундцу в компенсации за лошадь и даже в извинениях. Затем, распалившись, он заходит еще дальше и орет Бастарду, что единственная причина, почему тот все еще жив, – это приказ короля лорду Скейлзу не обижать маленького лягушонка и по возможности дать ему выиграть турнир. Бастард мрачнее тучи. В конце концов Рейкер поворачивается к Энтони:
– Он говорит, пусть король разрешит спор.
