– Вижу, ты не понимаешь сути моего предложения. Я могу сделать тебя хозяином этого замка и прочих владений, причем речь идет не только о землях и деньгах. Моя жена очень красива, ты заметил? А теперь взгляни на меня. Я так изувечен, что никогда не смогу стать отцом ребенка. Я готов сделать тебя и любое дитя, что родит от тебя моя супруга, своими наследниками, ибо, поглядев на тебя и прослышав о твоих достоинствах, я знаю, что ты мог бы стать мне сыном.
Я возразил, что служу королю Эдуарду и никогда не отрекусь от него.
Тогда король молвил:
– Хорошо же! Вижу, земные блага тебя не волнуют. Ты правильно поступил, не согласившись принять подвластные мне земли вместе со всем прочим, включая мою жену. Отказав мне, ты прошел второе испытание. Но знай: я хранитель Священного Грааля, пребывающего в этом замке. И вскоре ты сам увидишь святыню. Когда я покину этот мир, ты станешь стражем Грааля. Единственное условие – быть чистым сердцем и не служить ни одному земному господину.
Но я по-прежнему настаивал, что останусь вассалом короля Эдуарда.
В этот миг появился Эллекен и радостно произнес:
– Ура! Теперь ты действительно прошел второе испытание.
И он подал знак Увечному Королю, что тот может удалиться. Весьма рассердившись, король вылез из паланкина и, отвергнув попытки носильщиков помочь ему, побрел прочь. Согнутый пополам, в своем темном одеянии он чем-то напомнил мне черного жука.
Эллекен продолжил:
– Раз уж ты справился с обоими испытаниями, кречета, который содержится по соседству, принесут сюда, и завтра хозяйка замка подарит его тебе, после чего ты продолжишь свой путь на юг.
Торжественно отсалютовав мне, он удалился, и чуть погодя мы с хранителем арсенала продолжили наш поединок на мечах.
В тот вечер за ужином Эллекен говорил о соколиной охоте и в особенности о кречетах. Также он рассказал о своих теперешних надеждах на сына Ричарда Йоркского, поскольку мальчик нынче стал мужчиной и королем. Хозяйка замка сидела молча, не сводя с меня глаз. Она буквально пожирала меня взглядом. Как только ужин завершился, я поспешил к себе в покои, поскольку очень устал и от долгих упражнений с мечом все тело ныло. Не раздеваясь, я бросился на постель и уже почти засыпал, когда, увы, услышал скрип двери, а затем, открыв глаза, увидел склонившуюся надо мной хозяйку замка.
– Не очень-то вежливо с вашей стороны отказывать мне, – произнесла она. – Позвольте я хотя бы поцелую вас. – И она нежно поцеловала меня в губы. И добавила: – Если вы мужчина, позвольте же мне в этом убедиться. Дайте мне хоть одним глазком взглянуть на ваше тело.
Она принялась теребить мой камзол, пытаясь стащить его. Я слишком устал, чтобы противиться, и к тому же решил позволить ей посмотреть, что́ у меня под камзолом. Сняв с меня верхнюю одежду, красавица в ужасе прижала руку к губам. Посвятив себя целомудрию, я ношу власяницу, а поскольку стираю я ее только раз в сорок дней, выглядит она, как правило, отвратительно. В ту ночь те крошечные, похожие на крабиков бледные создания, что ползали по власянице, стали защитниками моей чести. Благородной даме пришлось проявить немалое мужество, чтобы подарить мне второй поцелуй, а затем она спаслась бегством.
На следующее утро я встал спозаранку и надел доспехи, поскольку мечтал поскорее забрать кречета и покинуть замок. Выйдя во двор, я неожиданно встретил Эллекена, который выглядел очень расстроенным. Он рассказал, что кречета привезли в замок и отдали хозяйке, чтобы она передала его мне. Но дама, испугавшись грозной птицы, не сумела ее удержать, и белый кречет вспорхнул на высокий вяз, однако путы зацепились за ветку, и кречет не смог улететь и повис на дереве вниз головой. Затем Эллекен отвел меня и моего коня, Черного Саладина, к вязу, где я увидел стреноженную птицу, висящую на ветке, точно Авессалом, а рядом стояла хозяйка замка, пребывающая в крайней печали. Эллекен отошел и сел на траву чуть поодаль, словно дальнейшее его не касалось. Королева чуть не плакала и лишь беспомощно разводила руками.
– Король страшно рассердится на меня, – сокрушалась она. – Если я позволю соколу улететь, тогда как его обещали вам, боюсь, супруг во гневе может меня казнить.
Я заверил, что ее страхи напрасны: будучи ребенком, я излазил множество деревьев, и мне не составит труда взобраться на вяз и спасти птицу. Мне только потребуется помощь, чтобы снять доспехи. Поэтому королева сняла с меня меч, шлем, нагрудную пластину и прочие детали доспехов, пока я не остался в одной власянице. Затем я полез на дерево и, оказавшись на уровне кречета, просто отломил ветку, за которую зацепились путы, и бросил ее вместе с птицей вниз. И хотя кречет снова попытался улететь, он так крепко запутался, что не смог.
Я уже почти спустился с дерева, когда увидел внизу двоих мужчин, вооруженных до зубов. Они размахивали мечами, выражая явное намерение убить меня, а затем принялись стучать клинками о щиты и кричать: „Ланкастер! Ланкастер!“ Я был в отчаянном положении: мои меч и доспехи королева перенесла подальше от дерева и теперь стояла рядом с ними, с улыбкой наблюдая за моим замешательством. Увечный Король подошел к супруге и взял ее за руку. Я крикнул рыцарям, что позорно столь предательски нападать на безоружного человека; пусть позволят мне взять хотя бы меч, чтобы бой был более справедливым. И один из них ответил:
– Ни в коем случае. Мы считаем тебя слишком хорошим мечником и не хотим рисковать. Клянусь, если ты спустишься и встанешь перед нами на колени, мы дадим тебе достаточно времени, чтобы перед смертью примириться с Богом.
Теперь я понял, кто таков один из рыцарей, поскольку узнал по голосу Джеймса Батлера, покойного и оплакиваемого графа Уилтшира. Не посчитав его предложение справедливым, я залез повыше на дерево и отломил самый толстый сук, до какого смог дотянуться. Затем я свистнул Черному Саладину, который, будучи хорошо обученным боевым конем, встал прямо под деревом, так что я спрыгнул в седло и направил коня на Батлера, а тот, верный своей натуре, развернулся и пустился наутек. Я не стал преследовать его, ибо оставался еще второй рыцарь.
Развернув к нему коня, я узнал и его, ибо под шлемом увидел лицо моего бывшего товарища по оружию, сэра Эндрю Троллопа, одного из павших в битве на Вербное воскресенье. Меня охватила легкая грусть, что именно с ним мне предстоит сразиться, хотя едва ли время подходило для скорби. Я не хотел, чтобы сэр Эндрю зацепил мечом Черного Саладина, поэтому спешился и отогнал коня в сторону. Сэр Эндрю, воздев меч, ожидал моих дальнейших действий. Он не сомневался, что я со своей палкой не сумею нанести ему серьезный ущерб, однако его ждало изрядное удивление: я поспешил к кречету, освободил его от пут и швырнул в лицо сэру Эндрю. Троллоп издал ужасный вопль, а когда птица вспорхнула на одну из нижних веток вяза, я увидел, что в когтистых лапах кречета зажаты глаза несчастного рыцаря. Ослепший сэр Эндрю, не переставая вопить, вертелся вокруг своей оси, делая выпады мечом во все стороны. Но шансов у него не было, поскольку я, подкравшись, со всей силы ударил его палкой по запястью, выбивая меч из руки, а затем обрушил град ударов по шлему, пока противник не упал без сознания на землю.
